Вот и эта разведка – не подарок. Из нее можно и не воротиться назад. Хотя если уж говорить об опасности, так вся жизнь поселенцев здесь, на архипелаге, из нее и состоит: сегодня ты есть, а завтра, может статься, твой скальп украсит барабору какого-то тлинкита или, в лучшем случае, ты попадешь в плен и будет ждать тебя доля раба, а там одному Богу известно, обретешь ли ты когда-нибудь свободу или проживешь остаток дней, как собака, и будешь убит на каком-нибудь индейском празднике – потлаче, чтобы умилостивить духа язычников.

Потому и остается Климовскому и его спутникам надеяться только на удачу и на собственную осторожность. Понимая это, разведчики держат ухо востро. Байдарки двигаются одна за другой на расстоянии ружейного выстрела так, чтобы в случае опасности находящиеся в них могли прийти друг другу на помощь или же успеть скрыться, если помочь не будет возможности. Идущий впереди Климовский держит курс, стараясь повторять контур береговой линии, саженях в тридцати от нее. Это позволит при необходимости юркнуть в какую-нибудь бухточку, если опасность появится со стороны океана, или же вовремя удалиться от берега, когда там появится враг.

В первые сутки креол и алеуты никого не встретили. Они обогнули Ситку и пошли на норд. Островки на пути казались вымершими. На ночевку остановились на одном из них. Огонь, несмотря на промозглую погоду, не разводили. Каюры соорудили шалаш. Вытащив на берег байдарку, положили ее на ребро. Перед ней в четырех-пяти футах вколотили два шеста с поперечной жердью. Укрепив нехитрую конструкцию веслами, сверху набросали тюленьи кожи. Внутри шалаша настелили лапник, и – временное жилище готово. Конечно, без костра в таком жиле не очень уютно, но от ветра и дождя шалаш защищает надежно. Перекусили юколой и горсткой пшена, запив скудный ужин ледяной водой из ручья. Разговоров между собой не вели, стараясь общаться знаками: – звук голоса в лесу и на воде слышен издалека. Улеглись, прижавшись друг к другу. Спали чутко. Наутро, перекусив, снова двинулись в путь.

К исходу следующего дождливого дня без приключений добрались до пролива Фредерик, печально известного истреблением здесь тлинкитами партии Урбанова в 1802 году. Пролив разделял владения двух колошенских кланов: хуцновских дешитан и индейцев кейк-кую. Климовский приказал держаться ближе к хуцновскому берегу. Уже в кромешной темноте, насквозь промокшие, они причалили к прибрежному островку и, забравшись под байдарки, скоротали ночь. Едва небо просветлело, спустили байдарки на воду. Теперь двигались еще осторожней. И все-таки чуть не столкнулись с батом дешитан, вынырнувшим навстречу из тумана. До того как тлинкиты могли их заметить, байдарки скрылись за уступом прибрежной скалы, и боевое каноэ с двенадцатью индейцами проплыло мимо.

Климовский решил больше не испытывать судьбу, и дальше двинулись по берегу. Оставив двоих алеутов караулить замаскированные байдарки, Андрей вместе с молодым каюром по имени Еремей стал пробираться по лесу вдоль берега, полагая, что где-то поблизости находится поселение индейцев, с которыми они едва разминулись только что. И верно, вскоре потянуло дымком и между стволами показался частокол. Проваливаясь по щиколотку в сыром мху, разведчики осторожно приблизились к нему. Частокол был новым – бревна не успели потемнеть. Наклоненные во внешнюю сторону, они были так высоки и так тесно подогнаны друг к другу, что не давали возможности посмотреть внутрь. Климовский знал, что обычно крепости колошей представляют четырехугольник неправильной формы с несколькими воротами в сторону моря и леса. Он решил обойти поселение со всех сторон, надеясь обнаружить какую-нибудь возвышенность, с которой можно будет увидеть, что там внутри.

Показав Еремею, чтобы тот дожидался его, не сходя с места, Климовский двинулся вдоль частокола, прячась за стволами могучих кедров и елей и озираясь. Он отошел уже далеко, когда за его спиной послышался шум. Климовский оглянулся. В его сторону, спотыкаясь и размахивая руками, бежал Еремей, за которым гнались два индейца. У каюра не было его мушкетона. Правда, и у преследователей только одно ружье на двоих.

Климовский плотнее прижался к стволу духмянки, понимая, что стрелять нельзя: всполошится все поселение. Еремей, с перекошенным лицом, промчался в нескольких саженях от своего начальника. Индейцы тоже были рядом. Тот из них, что с ружьем, остановился и стал скусывать патрон, чтобы зарядить оружие. Другой, огромного роста тлинкит в боевом плаще из шкуры лося, с тяжелой палицей пробежал за алеутом. Климовский пропустил его, сосредоточив внимание на враге с ружьем. Этот индеец, очевидно, плохо умел обращаться с оружием. Он просыпал порох мимо ружейной полки и довольно неуклюже стал шомполом досылать пулю в ствол. Климовский бросился на него. Тлинкит заметил нового противника слишком поздно. Он не успел вскинуть ружье. Приклад штуцера опустился ему на голову. Индеец тяжело осел.

Его соплеменник, почувствовав неладное, перестал преследовать алеута и посмотрел назад. Издал боевой клич, напоминающий клекот орла. Лицо тлинкита, размалеванное черными кругами, было ужасным. Обнаженные руки были свиты из стальных мышц. Палица с каменным наконечником в виде заступа могла в таких руках оказаться пострашнее, чем кремневое ружье его соплеменника. Климовский напрягся. С таким одному совладать будет трудно, а на трусливого Еремея надежды нет: он теперь будет бежать, пока не выбьется из сил. У Климовского оставался выбор: выстрелить или вступить в рукопашную схватку. Нежелание привлечь остальных индейцев взяло верх. Климовский перехватил штуцер и встал боком к стремительно приближающемуся врагу.

Этот тлинкит был опытным воином. За три шага от Климовского он сделал обманный выпад в сторону и тут же нанес палицей удар, целя разведчику в голову. Парируя его, Климовский поднял штуцер и резко упал на спину, выставив перед собой согнутую в колене ногу. Индеец перелетел через противника и выронил палицу. Климовский рванулся к нему, обхватил за шею, стал душить. Неимоверным усилием индеец разжал его руки и в свою очередь стиснул Климовского железной хваткой. Сплетясь друг с другом, как медянки во время весенних игр, они стали кататься по земле…

3

Индейцу надо уметь слушать ветер, деревья, воду. Они расскажут больше, чем люди. Природа – обиталище духов, которые хранят историю дешитан, одного из старейших и сильнейших родов племени тлинкитов. Вместе с родом киксади, поклоняющимся Ворону и Волку, дешитане, чьим тотемом стал Орел, считаются родоначальниками остальных кланов. Но духи не станут говорить с каждым, кто попросит их об этом. Собеседниками они выбирают храбрейших из храбрейших и мудрейших из мудрейших. Первыми в их числе оказываются шаманы и вожди – тойоны и анъяди. Им, как своим любимым детям, открывают духи тайны прошлого и будущего, помогают найти ответы на вопрос, как поступить людям племени в трудных обстоятельствах. Потом в бараборы – жилища вождей и шаманов – приходят мужчины рода, чтобы послушать, что духи-покровители сказали им.

…Верховный тойон хуцновских дешитан Канягит, сидящий на бревенчатом полу бараборы шамана Нахуву, очнулся от дум и прислушался к словам хозяина жила.

– Люди серебряного лосося – тлукнахади – раздали своим соседям тинна-ятхи, чтобы те сражались за них против рода тлахаик-текуеди, который живет в Якутате, – нараспев говорил старик, прикрыв свой единственный глаз. Вместо второго у него уже много лет бельмо. – Семь кланов пошли вместе с тлукнахади на войну. Жены перед выступлением просили воинов привести им детей до пяти лет и добыть якутатские корзины. Нет лучше корзин, чем те, что плетут в Якутате. Во главе похода встал вождь Куэхих, а тойоном текуеди, на которых они пошли войной, был храбрый Лушвак. Он и его воины успели скрыться в Чак Ну – Орлиной крепости. «Зять мой, – крикнул Куэхих Лушваку, – мы пришли угостить тебя черникой!»