Страх перед интродуктами оказался сильнее страха перед врагом с противоположного берега. Заречные выбросили белый флаг. Противник сдавался.

Судя по уцелевшей на вокзальном здании вывеске, станция заречных так и называлась — Заречная. Что, впрочем, ни о чем не говорило. Мало ли по России разбросано таких вот Заречных, Лесных и Сосновых…

Коган то ли забыл о своем желании узнать, куда же Перенос забросил бронепоезд, то ли уже потихоньку выяснил у пленных заречных все, что считал нужным. В сопровождении телохранителей-автоматчиков полковник прохаживался вдоль состава.

Какой-то боец с переносным сварочным аппаратом уже заварил на попавшем под гранату заречных вагоне дыру от кумулятивной струи. Хотя прожженное «кумом» отверстие было небольшим, Коган распорядился его закрыть, и теперь на шипастом борту появилась бронированная заплата.

Комброн кивнул, удовлетворенный быстрой и качественной работой сварщика, и принялся поторапливать подчиненных, таскавших тяжелые ящики защитной военной раскраски.

На станции полным ходом шли погрузочные работы. Как и обещал староста, у заречных оказалось много всего полезного. Три товарных состава, не затронутых (видимо, на этот счет пилоту были даны специальные указания) огнем вертушки, несколько цистерн с горючкой, забитые склады… Будь их бронепоезд обычным экспедиционным, здесь можно было бы неплохо затариться и спокойно возвращаться в столицу.

Однако их состав не был обычным. Они были «спец». И их миссия заключалась не в поиске и транспортировке полезных ресурсов для Москвы. И брать с собой лишний груз им было сейчас не с руки.

Коган лишь пополнил почти неизрасходованные (что там можно было израсходовать-то за день пути?) запасы топлива, взял в хозяйственную базу кое-что из продовольствия (нормального продовольствия, а не каких-нибудь вяленых, соленых или копченых слизней) и занялся погрузкой боеприпасов. Благо этого добра на Заречной хватало тоже.

Как выяснилось, поблизости располагались воинские части, куда и наведывались жители обоих враждующих берегов. Но на заречной территории воинских частей было все-таки больше, так что и запасы здесь оказались посолиднее.

Коган подчистую выгребал содержимое захваченных арсеналов, не особенно стесняясь союзников. Те, впрочем, вели себя крайне осторожно и благоразумно: на грубость не нарывались, права не качали. Трудно это было — качать права без заложников и под стволами столичного бронепоезда.

Селяне-союзники довольствовались тем, что оставалось после москвичей. Согнав пленных заречных к их же рабам в огороженный колючкой концлагерь и выставив охрану, «конфедераты» тоже разбрелись по поселку в поисках трофеев.

Старосту Ивана Лукича теперь уже держали на мушке бойцы Когана. Сам оказавшись в роли заложника, он вынужден был отдавать распоряжения своим людям, находясь под ненавязчивым, но бдительным присмотром.

Несмотря на совместно одержанную победу, староста был хмур и безрадостен. Впрочем, понять его можно: потеря своего «бронепоезда» и полная зависимость от чужого никак не способствовали поднятию духа.

Подбитый локомотив провинциального состава еще дымился на путях, а перед снесенными воротами лежали тела расстрелянных парламентеров. Егор даже боялся подумать о том, как союзники отомстят заречным, когда уедет столичный бронепоезд и можно будет действовать, ни на кого не оглядываясь.

Егор и Марина без дела бродили по платформе: док позволил своим помощникам на время остановки покинуть вагон-лабораторию и немного прогуляться.

В присутствии Марины Коган не стал требовать от Егора очередного отчета об агентурной работе. Зато Егор оказался невольным свидетелем разговора Когана с предводителем союзников.

— Ну как, своих освободили уже? — спросил полковник у старосты.

Коган без особого интереса скользнул взглядом по расположенному неподалеку от станции концлагерю. Невооруженным глазом видно было, что полковника сейчас больше занимает погрузка боеприпасов, чем истощенные и оборванные люди, выглядывающие из-за колючей проволоки вместе со своими бывшими хозяевами.

— Своих — да, — неохотно ответил староста, — освободили…

— А чего ж за колючкой так много народу?

Староста замялся. Потом признался, отведя глаза:

— Мы пока оставили рабов из других поселков.

— Из других? — вяло удивился Коган.

— Ну да, — бормотал староста. — Заречные-то… они того… рабов в основном на своем берегу отлавливали. Все окрестные станции разорили, ироды. А у нас так — постольку-поскольку.

Егор усмехнулся. Раньше староста об этом не говорил, представляя конфликт исключительно как противостояние двух берегов.

— Ну, так я не понял, а их-то вы освобождать будете? — Коган кивнул на заключенных.

Впрочем, судя по тону, полковнику было наплевать — будут или не будут.

— Подумаем. — Староста почесал подбородок, окинул взглядом разгромленный поселок, покосился на брешь в ограде, за которой виднелась широкая просека из поломанных кольев.

Вздохнул…

— Заграждения восстанавливать надо, — в голосе старосты прозвучал легкий упрек. — Да и вообще работы будет много. Пусть и заречные, и их рабы потрудятся в одной упряжке. Пока…

Это самое «пока» прозвучало в его устах как-то уж очень неопределенно.

«Ну вот и новый рабовладелец нарисовался, — с неприязнью подумал Егор. — А как возмущался: нелюди, мол, заречные эти, хуже тварей!»

Коган пожал плечами:

— Это ваше дело.

И в очередной раз поторопил бойцов, таскавших ящики с патронами и гранатами:

— Быстрее! До ночи тут собираетесь возиться, что ли?!

Действительно, уже начинало темнеть. На поселок надвигались сумерки. И как оказалось, не только они.

Возле разбитых ворот, в самом хвосте поезда, послышались чьи-то встревоженные крики. Среди бойцов тылового охранения поднялась непонятная суета.

— Что там еще? — нахмурился Коган. — Эй, в чем дело?!

К полковнику подбежал знакомый уже Егору долговязый лейтенант из замыкающего вагона огневой поддержки. Опасливо косясь на старосту, лейтенант склонился к уху Когана.

Что именно он шепнул полковнику, Егор не расслышал. Зато видел, как изменилось лицо комброна.

А через секунду тайна, сообщенная Когану, перестала быть тайной.

Опасность заметили союзники.

— Туман! Туман! — разнеслось над поселком.

Селяне-«конфедераты» заметались по станции. Заречные — бывшие хозяева поселка и их рабы — тоже заволновались за колючей проволокой.

Коган вскочил на подножку штабного вагона, пытаясь разглядеть, что творится за воротами.

Егор поднялся на полуразрушенную пулеметную вышку со сбитой верхней площадкой. Выглянул за стену.