2. Доказательства в пользу Финского происхождения, основанные на сравнении народных нравов и обычаев, не выдерживают никакой критики. Это или черты общие разным языческим народам, или прямо родственные с другими Славянами, и преимущественно с восточными. Но что более всего противоречит помянутой теории, это быстрое и коренное превращение Дунайских Болгар в Славян, превращение, противоречащее всем историческим законам. Если бы Болгаре были Финны, то они не могли бы так легко усвоить себе народность покоренного племени, и тем более что Болгаре были не только господствующий народ, но и сильный, многочисленный народ. Притом же в близком соседстве с ним находились действительно финские народы, каковы Мадьяры, которые неизбежно должны были подкрепить народность Болгар, если бы она была Финской. (Одного существования Мадьяр довольно для того, чтобы опровергнуть всю искусственную теорию финноманов.) Вместо того мы видим, что с утверждением Болгар на Балканском полуострове славянский элемент получил здесь могущественное подкрепление, и началась сильная славянизация византийских областей. С другой стороны если мнимо туранские Болгаре так быстро ославянились, будучи господствующим народом, то почему же вместе с ними не ославянились находившиеся под их владычеством Валахи или Румыны? Или: почему же Болгаре не орумынились, а ославянились?

3. Попытки финноманов подтвердить свою теорию филологическими данными, преимущественно личными именами древних Болгар, также обнаруживают недостатки их критических приемов и особенно недостатки сравнительноисторической филологии. Толкование данных имен отличается произвольным, односторонним и поверхностным характером. Имена дошли до нас большей частью в иноземной передаче, в искажении, без определенного их произношения. Притом личные имена легче всего переходили и заимствовались одним народом у другого. Вообще это не всегда надежный элемент для определения древних народов. Наконец в большинстве случаев есть возможность, при ближайшем рассмотрении отыскать славянские основы в болгарских именах. Отсутствие скольконибудь заметной финской стихии в языке Болгарского народа явно противоречит теории финноманов. А цветущая древнеболгарская или церковнославянская письменность, которой Болгаре наделили и другие Славянские народы, окончательно уничтожает эту теорию.

По поводу этого исследования считаем необходимой следующую оговорку относительно того, что у нас называется собственными или коренными Гуннами. Мы пока не касались господствующего теперь в науке мнения об их Угрофинской народности; ибо считаем этот вопрос нерешенным, т. е. подлежащим всестороннему и тщательному пересмотру. Что в известном толчке, породившем Великое переселение народов, мог участвовать какойлибо угорский элемент, мы пока не отвергаем; но не даем ему важного значения. По многим признакам, главная роль в этом толчке принадлежала именно народам СарматоСлавянским, и преимущественно Болгарам. Представляется вопрос: кому первоначально принадлежало само имя Гунны? Очень возможно, что оно с самого начала принадлежало Славянам Болгарам, и от них уже перенесено грекоримскими писателями на некоторые другие народы, а не наоборот. Этого вопроса в настоящем исследовании мы не берем на себя решить окончательно. Пересмотрев вопрос о Болгарской народности, мы пришли к убеждению, что историки и филологи сильно погрешили против нее, считая ее неславянской. Этих выводов вполне достаточно для нашей задачи (имеющей в виду собственно Русскую историю). Не желая отвлекаться от своей задачи, мы оставили пока в стороне специальное переисследование вопроса о Гуннах IV века, о царстве Аттилы и его собственных элементах. Это вопрос, достойный того, чтобы над ним попытал свои силы ктолибо из молодых и даровитых русских ученых. Но каково бы ни было его решение, оно, надеемся, не изменит наших главных положений, т. е., что Болгарская народность была чисто славянской, и племена Болгарские, оставшиеся в южной России, играли видную роль в начальной Русской истории и наряду с другими южнорусскими Славянами участвовали в образовании великой Русской нации[97].

В IV веке по Р. Хр. почти прекращаются известия о самостоятельном Боспорском царстве, существовавшем на общих сторонах Керченского пролива, в конце X века на тех же местах, по нашим летописям является русское Тмутраканское княжество. Откуда взялось это княжество, и какие были судьбы Болгарского края в течение периода, обнимающего пять или шесть веков? На эти вопросы доселе не было почти никакого ответа. В другом месте мы объясняем, что после изгнания Ост-Готов из Южной России часть Болгар, именно Кутургуры, двинулась за ними и заняла страну между Днепром и Дунаем, а другая часть, то есть Утургуры, осталась на обеих сторонах Азовского моря и в восточной части Крыма (см. выше: О славян. происхож. Дунайск. Болгар). Эти Утургуры на севере, по замечанию Прокопия, граничили с бесчисленными племенами славянских Антов. На юге, кроме Херсонских Греков, соседил с ними небольшой остаток Готов Тетракситов, которые заняли горную область Южного Крыма, известную под именем Дори. Благодаря горам, эти Готы отстояли себя от окончательного истребления со стороны Болгар Утургуров.

По словам Прокопия они после отчаянной войны заключили союз с своими врагами, но, очевидно, союз не совсем искренний: Готы отстаивали себя не одним оружием, но и хитрою политикой. Они отдались под покровительство Византии; отправляя к Юстиниану I посольство с просьбой о назначении им нового епископа, они советовали императору поддерживать распри между соседними варварами, то есть, между Кутургурами и Утургурами. Но поддержание подобных распрей и без того было обычною политикой Византии. Во время нашествия Кутургуров на империю в 551 году, по просьбе Юстиниана, Сандилк, князь Утургуров, пошел на своих родичей; он присоединил к своему войску 2000 Тетракситов. Отсюда можно заключить, что последние, признавая над собой покровительство Византии, в то же время играли иногда роль подручников и по отношению к своим сильным соседям Болгарам Утургурам.

Итак, в первой половине VI века, мы встречаем утургурские поселения примыкающими к Азовскому морю с его восточной, южной и отчасти западной стороны. Сосредоточием их являются преимущественно берега пролива, то есть главная часть древнего Боспорского царства, которому они очевидно нанесли окончательный удар. На восточной стороне пролива они завладели Фанагорийским или Таманским островом и его городами, которые, как известно, вели свое происхождение от древних греческих поселенцев. Завоевания эти, по обычаю варваров, сопровождались разрушением и опустошением. Прокопий называет два города, именно Кипы и Фанагорию, которые были разрушены варварами; но и другие, менее значительные города, конечно подверглись той же участи. По крайней мере, впоследствии мы видим, что здесь только один пункт получил некоторое значение в истории: это Таматарха или Тмутракань наших летописей, очевидно, возникшая на месте разоренной Фанагории. На другой стороне пролива находилась бывшая столица Боспорского царства, Пантикапея, у византийских писателей известная более под именем Боспора. Этот знаменитый город, благодаря своим укреплениям, некоторое время оборонял себя от напора Гуннов Утугуров; наконец, чтобы не попасть в руки варваров, он поддался Византии. Подчинение это, по словам Прокопия, относится ко времени императора Юстиниана I; "а до того времени Боспориты управлялись собственными законами" (De Bell. Pers L, cap. 12) Нет сомнения, что варвары пытались завладеть всем Таврическим полуостровом; однако Византия успела отстоять от них не только Херсонес и Пантикапею, но и некоторые укрепленные пункты на восточном берегу, каковы Гурзуф и Алустон (их называет Прокопий; но были, вероятно, и другие, которых он не называет, например, Сугдея). За исключением таких пунктов, восточное побережье Таврики, по словам Прокопия, было занято варварами, и преимущественно Гуннами, то есть Болгарами-Утургурами (De В. Goth. L. IV, с. 18).