– А как же потом жили? Когда Фёдор ушёл?

– Спокойно. Правда, недолго. Всё сначала повторилось. Дома находиться было невозможно. Стали на дверях да ставнях слова появляться: «Заповедь седьмая». Я уже даже привыкать начала: куда ни глянешь – везде в доме этот витиеватый почерк. Молитвы не помогали. Я уж плюнула на всё. Помирать собралась. Время шло, а ничего не менялось. Кому в деревне рассказывала, за сумасшедшую принимали, не верили. А уйти было некуда. Так и терпела. Пока в один из дней, точнее вечер не прозрела. На огороде тогда копалась. Гряды от сорняков чистила. Вечерело уже. Небо розовое-розовое. Я от травы-то отстала, выпрямилась и чувствую – кровь во мне такая горячая-горячая. В висках как все задолбило. Ну, думаю, давление поднялось – сейчас и крякну. А кровь не унимается. По всему телу так и циркулирует, и чувствую я каждое её движение. На руку посмотрела, а там – вены видно, да такие чёрные-чёрные! Я аж испугалась! Голову подняла наверх, а надо мною вихрь кружит. Глаза раскрыла, закричать хотела. А голоса нет – пропал. Продолжалось это буквально несколько секунд, вдруг по всему небу послышался ужасный треск и молнии разделили его на множество разных по величине осколков. Кто-то невидимый подошёл ко мне сзади и, положив на плечо холодную руку, сказал: «Пришло твоё время». Бабушка это была или кто другой, не знаю, но больше мне было ничего не страшно. Я почувствовала в себе такую силу, с которой не знала, как справиться. Будто это и не я была вовсе. Бросила я тяпку тогда, да и вбежала в дом. Схватилась за тетрадку бабкину. Смотрю: да вот же – всё написано! Молока козьего надоить, полыньи зелёной нарвать… Я читала заповедь, как рецепт:… сесть за стол и три раза сказать.

– Баб Нюр, так в итоге-то что? Ушёл?

– Как миленький!

На крыльцо вышли Анка с Женькой и спросили: «Ну что? Собираемся?» «А обратно я как?» – обернулась Нюрка на них. «На машине довезём. в этот же день. Поможете?» – вступила в разговор Николаевна.

«Да как своим людям не помочь?» – продолжила Нюрка. «Мы заплатим!» – предложила ей Николаевна. «Нет уж. Так дело не пойдёт. Мне бабка Прасковья, помираючи, говорила: «Будешь добро людям делать, не смей денег брать! Всё обратно вернётся. Хлебушка кто даст – возьми, яичко – тоже. А денег – ни за что! И запомни: когда дело сделаешь, пусть спасибо тебе не говорят. Нельзя. Предупреди всех!»

Домой мы приехали под вечер. Как нам и было нужно. Зелёный деревянный дом светился огнями – свет горел в каждом окне. И на втором этаже тоже. Николаевна посмотрела на часы и доложила: «Без пятнадцати восемь». «Ещё рано – сказала баба Нюра. – Подождём!» Я попросила Женьку остановиться у детского дома и, забежав на пару минут к девчонкам, сказала: «Привезла!» Они обрадовались, а я дополнила: «Придём сюда часам к одиннадцати. Ждите». «Хорошо», – ответили они.

«Женя, езжай прямо, а там через три перекрестка налево. У магазина останови», – попросила я нашего водителя. «А что там? Тебе чего-то нужно купить?» – поинтересовался он. «Да нет, живу я напротив», – отчеканила я.

Двухэтажный фиолетовый дом стоял на прежнем месте. Я пригласила войти всех за мной. Дернув за ручку, большая дверь отворилась. Вадя играл с Варюней в кубики. «Ма-а-а!» – побежала она ко мне и бросилась в объятия. Николаевна присела на корточки и, охнув от резкой боли в спине, которая мучила её уже второй день подряд, чуть не упала вперёд. Муж подхватил её и помог приподняться. «Спасибо, – сказала ему Николаевна. – Меня Анной зовут». «Очень приятно. Вадик», – сказал в ответ и он. Сзади у дверей жались баба Нюра, которую совсем не ожидал здесь увидеть Вадя, и открывал дверь уставший от дороги Женька. «Здрасьте! – сказал он и им. – Может, чаю?»

Николаевна оглядела маленькую кухонку, и сказала: «Может!»

Электрический чайник быстро вскипел, и вода полилась по чашкам. «Баб Нюр, всё взяла-то? Ничего не забыла?» – беспокоилась я. «Да всё-всё. Даже молока козьего банку целую. Про запас…» – успокаивала она меня. «А куда ты? – всполошился муж. – Куда собираешься?» «Как куда? На работу!» – уверенно сказала я. «Но тебя итак сутки не было дома!» – начинал раздражаться он. «Ну кто-то же должен в нашей семье работать! Пусть это буду я…» – пыталась угомонить его я. За разговорами время летело быстро, и вскоре пробило одиннадцать. «Поехали!» – сказала Нюрка.

Все дети уже спали. Владлена Юрьевна вышла к нам навстречу: «С приездом!» «Спасибо!» – ответили мы ей. Люба с Натальей Михайловной ждали нас внутри: «Вы готовы?» «Готовы, – ответила баба Нюра и попросила проводить её наверх. Я шла позади неё, а она, ступив на второй этаж, притормозила нас рукой: «Дальше я одна».

Она глубоко вздохнула и задержала дыхание. Ноздри её распёрло так сильно, что казалось, туда может влезть всё, что угодно. Она выдохнула и огляделась вокруг. Мы стояли позади неё на лестнице и не могли понять, что она делает. Бабка повернулась в другую сторону. Подняла голову вверх и сделала ещё один глубокий вдох. Её ноздри снова раздулись, а лицо сильно покраснело. С полминуты она не дышала, а потом выдохнула всё с тихим вздохом. Её губы были свёрнуты в трубочку и напряжены. Казалось, что она не замечает нас. Сняв белый платок с головы, начала размахивать им в разные стороны, будто разгоняет что-то вокруг себя. Мёртвая тишина, сопровождаемая лёгким гулом, который издавала баба Нюра, наводила на нас, смотрящих за всем этим, ужас. Владлена Юрьевна тыкала меня в бок, пытаясь что-то сказать, но я боялась повернуть голову.

Баба Нюра, качаясь из стороны в сторону, бормотала какие-то непонятные слова, расходясь всё больше и больше. Ни с того, ни с чего она резко остановилась и выпучила глаза. Бабка смотрела в одну точку, не отводя взгляда, и резко рванула вперёд. Мы по инерции вскочили вслед за ней. Она бежала по коридору и остановилась у музыкального зала. Вытянула руки перед собой, и от её ладоней пошёл пар. Люба посмотрела на меня, дабы удостовериться, вижу ли я всё происходящее. Я кивнула. У дверей, где стояла баба Нюра, повернулась ручка и открылась дверь. После такого фортеля по мне не только пробежал морозец, но и сердце чуть не ушло в пятки. Я пошатнулась и чуть не оступилась на ступеньке. Наталья Михайловна поддержала меня рукой. «Тс-с-с, – приложила она указательный палец к своим губам. – Всем страшно». Мы стояли у лестницы, а бабка Нюра с закрытыми глазами входила в комнату. Будто кто-то невидимый вводил её в музыкальный зал. Любка ринулась за ней. «Куда ты?!» – схватила её за руку Владлена. «Как куда? – встрепенулась Любовь. – Я должна это видеть!» «Тогда пойдёмте все!» – прошептала Николаевна и прокралась вперед Любы.

Наталья Михайловна шла третьей в этой шеренге, а я её замыкала. Нервный холодок скользил по моей спине, и казалось, что кто-то ступает за мной. В напряжении я повернула шею, но там никого не было. Мои руки непроизвольно потянулись вперёд и ухватились за талию Натальи Михайловны, отчего она встала, как вкопанная, и выпучила глаза. «Да я это», – чуть слышно процедила я. «Уф, – выдохнула она и указала пальцем на Николаевну. – Глянь, что творит!»

Та в своих маленьких туфельках прокралась к самой двери и уже нагибалась к замочной скважине, как откуда-то сзади послышались чьи-то шаги. Мы посмотрели в сторону лестницы – тусклая лампа светила на коричневатые и обтёртые ступеньки. На зелёной стене висел плакат с противопожарной тематикой, а откуда-то снизу слышались быстрые шаги. Было ощущение, что кто-то бегает по комнатам, заходя в каждый кабинет. Вот топот донёсся из спальни, из столовой, из прихожей… Звук доносился все отчётливее и звонче, а мы так и оставались стоять без движения. «Стой! Николаевна!» – неожиданно на втором этаже появился Женька. «Тфу – ты, дурак! Тихо!» – запшикали мы ему. «А чего она опять вперёд батьки лезет?! – размахивал руками Женька. – Вот куда она прется?! Куда?!» Он прошёл мимо нас всех и, схватив Анку за руку, как маленького непослушного ребёнка, повёл на улицу. Быстро вывернувшись из его лап, она будто бы отряхнулась от чего-то грязного, выпрямилась и пошла обратно. «Николаевна!» – посмотрел на неё Женька. «Ну что?» – пыталась кричать на него шепотом Анка. «У меня же кроме тебя никого нет! Куда ты лезешь?» – умоляюще посмотрел на неё Женька. «Неужели ты во всё это веришь?» – засмеялась Николаевна.