Анна вынула из папки показания Красиника. Скупые фразы ясно подтверждали, что он убил Карли Энн Норт, а перед тем изнасиловал ее. Анна спросила, где это произошло.

— Постоянного адреса у Красиника не было, он говорил, что жизнь у него тяжелая, познакомились они с жертвой совершенно случайно.

— Но где, вы не знаете?

Майк Льюис вздохнул с раздражением:

— Анна, через два дня после этого порезали Ленгтона. У нас был подозреваемый, который признался в убийстве.

— Да знаю я, Майк. Пожалуйста, не оправдывайся! Просто хочу все как следует уяснить. Если один из них был Каморра, то странно, что Ленгтон не узнал его.

— Все случилось очень быстро, никто из нас не сумел ясно запомнить ни одного из этих негодяев.

Анна кивнула и решила поговорить о другом. Если Ленгтон и узнал Каморру, то никому в этом не признался.

— А что с белым «рейндж-ровером», который полицейский заметил на месте преступления?

— Что, извини?

Анна перевернула страницу и продолжила чтение. Свидетель видел машину, припаркованную недалеко от места убийства, — черные тонированные стекла, двигатель работал.

— Двое сообщников Красиника побежали к «рейндж-роверу»? Уехали в нем?

— Нет. Машина уехала, как только появился полицейский в форме. Мы пробовали разыскать ее, но все впустую.

Анна пожала плечами и заметила, что, кажется, и это расследование успешным не назовешь.

Они замолчали и почти не разговаривали всю дорогу до Чокфарма. Все стены испещряли граффити, и, хотя было заметно, что муниципалитет предпринимает попытки навести порядок, кругом присутствовали следы запустения. Над дорожками, ведущими к дверям, на веревках сушилось белье: идя к квартире сорок один, Анна с Майком Льюисом то и дело наклонялись.

— Так, здесь снимает жилье некая Дора Родс. Сейчас по этому адресу она числится, но сколько здесь человек сменилось, один бог знает.

— А ты ведь разговаривал с ней?

— Да, она пришла в участок, опознала Карли Энн. У самой семьи нет. Она заведует местным общественным центром.

— Необычная соседка для проститутки.

— Уж поверь мне, необычная. Карли Энн совсем недолго успела пожить здесь, а эта Дора помогала ей встать на правильный путь.

Они нырнули под очередную веревку, оказались перед дверью, выкрашенной голубой краской, позвонили и стали ждать. Анна заметила, что почтовый ящик доверху забит корреспонденцией, но дверная табличка сияла, будто только что отполированная. Дверь им открыла молодая полная негритянка, вокруг головы у нее был повязан цветастый шарф.

— Здравствуйте, проходите. Я давно жду вас.

Поверх яркой майки Дора была обернута в пеструю африканскую ткань, на маленьких ногах были резиновые шлепанцы.

— Присаживайтесь, пожалуйста, я сейчас кофе принесу.

Анна села на ярко-оранжевый, в пятнах, диван. Правда, в комнате было чисто и опрятно, на стенах висели детские рисунки. Дора внесла поднос с чашками кофе и печеньем и поставила его на расписанный вручную столик.

— Угощайтесь, — предложила она и сама расположилась в уютном мягком кресле. Веса в ней было килограммов сто двадцать, не меньше: руки были сильными, крупными, толстый живот колыхался от жира, но ладони и пальцы казались совсем небольшими, как и ступни. На запястьях звенели серебряные браслеты, она беспрестанно крутила их то одной, то другой рукой. — Значит, вы насчет моей малышки Карли Энн?

— Да, — ответила Анна и взяла чашку. Майк уже жевал печенье и сидел, откинувшись на спинку и приготовившись слушать. — Сама я не занималась расследованием того дела, поэтому, пожалуйста, расскажите мне о Карли Энн как можно подробнее.

Дора кивнула:

— Что ж… Она поселилась здесь у меня месяцев, пожалуй, за девять, до того как ее убили. Я, знаете, не часто детей к себе подселяю — только пусти, сразу набежит целый табун, муниципалитет за такое мигом из квартиры выставит. Но когда мы познакомились, что-то меня в ней зацепило, она пришла к нам в центр, попросила, чтобы ей помогли. Она уже много лет сидела на героине, а чтобы добыть на него деньги, торговала собой. Думаю, жизнь у нее была не сахар, а сама-то еще ребенок, то из одного приюта сбежит, то из другого. Все они рвутся в Лондон, думают, что там люди по золоту ходят. А назад пути нет… Карли Энн была на редкость хороша, и, конечно, сутенеры вмиг прибрали ее к рукам. — Дора глубоко вздохнула. — Таких красавиц, как моя Карли Энн, я на своем веку мало видела. Она была наполовину ямайка, наполовину белая, кожа гладкая, чуть смугловатая, волосы черные, волнистые, прямо шелк. Подумать только — вела такую жизнь, кололась героином, а выглядела потрясающе… — Она покачала головой.

Анна кивнула и ответила, что, кроме снимков, сделанных в морге, она видела лишь одну фотографию девушки. Дора поднялась, открыла шкаф и вынула целую пачку фотографий:

— Да вот. Она очень старалась порвать с прошлым, и я немного ей платила за то, что она помогала мне в центре. Я в основном с маленькими детьми работаю, поэтому дала ей адрес реабилитационного центра для наркоманов, так что по утрам она ходила туда, а после, днем, работала у меня. Знаете, ведь когда ее нашли, она уже не кололась, но это даже хуже — значит, не была под кайфом. Не верю, что она принялась за старое, не верю! Она мне поклялась, что этого не повторится, она терпеть не могла вспоминать о своем прошлом и чем больше работала со мной и детьми, тем больше понимала, сколько пользы приносит прежде всего себе самой. Бывало, я ее обниму, а она плачет, говорит, что только я ее ангел-хранитель, что у нее не было ни настоящей любви, ни родителей, да и дома настоящего у нее тоже не было, пока мы с ней не встретились. Вы бы видели, как она здесь расцвела. Конечно, с ней просто и легко никогда не было, но когда она смеялась, то светилась вся, как солнышко.

Анна тем временем просматривала фотографии убитой девушки: вот она вместе с детьми задувает свечи на именинном торте, вот летит в парке с горки, заливается смехом…

— На той фотографии, которая есть у нас в участке, на Карли Энн массивная золотая цепочка, — сказала Анна. — Вы не знаете, откуда у нее такая вещь?

Дора покачала головой.

— А у вас сохранились какие-нибудь ее вещи?

— Да, всё здесь, я не думаю, чтобы они кому-нибудь понадобились. Меня новость настолько выбила из колеи, что я никак не соберусь с духом и не разберу их, чтобы отдать какой-нибудь бедной девушке. Но все равно я это сделаю.

— А юноши у нее были?

— Когда она жила здесь, то задерживалась допоздна всего несколько раз. Как-то она исчезла на выходные, не сказав мне ни слова. Когда она вернулась, я устроила ей нагоняй и предупредила, что если она еще хоть раз так сделает, то все, мы с ней распрощаемся. Она плакала, просила прощения, а потом все утряслось, но приблизительно через месяц она опять исчезла, и на этот раз пропадала где-то уже пару месяцев. Я, конечно, страшно переживала, даже ходила по улицам, разыскивала ее, а потом прочла в газете об убийстве… — Дора промокнула глаза платком.