Дорога назад… Шорохи и… стон? Нет, стон показался… Однако обе замерли… И вот тут, в ожидании еще чего-то, по силе не менее страшного, Марьяна в изнеможении опускает глаза… Мама открывает дверь, полоска света падает в прихожую… Нет сил сделать шаг…

– Обувь, – вскинулась Марьяна.

– Какая обувь? – подхватил Богдан Петрович. – О чем ты?

– В прихожей стояла пара обуви… У Инны размер ноги большой…

– Сороковой, – внес уточнение Прохор. – Моя сестра была крупной девушкой, а сапоги Инна сорок первого размера покупала.

– Вот! – И дальше Марьяна затараторила: – А в прихожей стояла пара размера на три меньше, максимум тридцать восьмой. Туфли я увидела, когда мы с мамой возвращались назад, еще подумала: для Инны сильно маловаты… и тут же забыла про них. Но они, оказывается, в голове у меня хорошо отпечатались.

– Мужские или женские туфли? – спросил Прохор.

– Да, в общем-то, такие туфли носят и мужчины, и женщины, – не обрадовала их Марьяна. Прикрыв веки, она сосредоточилась на прихожей в квартире Инны и протараторила: – Стиль унисекс. Похожи на мокасины, только на маленькой танкетке, а под пяткой танкетка переходит в каблук… сантиметра три-четыре. Цвет… темно-коричневый… почти черный. Качественные, кожаные, не из дешевых. И как новенькие, их недолго носили.

– Угу, угу… – задумчиво кивал Богдан Петрович. Понимая, что большего от Марьяны не стоит ждать, засобирался: – Ну, мне пора. Марьяша, остальные вещи привезу позже.

Его машину вскоре проглотили сгустившиеся до черноты сумерки, ведь ночи здесь… просто ночи, темные, как чернила. Прохор и Марьяна неторопливо двинули к дому, каждый думал о своем, впрочем, оба думали о туфлях в квартире Инны. Неспроста он поинтересовался:

– А у твоего отца какой размер?

– Сорок два. – Реакция у Марьяны всегда внезапная, взрывается она на пустом месте. – Знаю, о чем ты подумал: что мой отец убил твою сестру!

– Какая ты прозорливая, – съехидничал Прохор. – Я всего лишь спросил, какой размер у твоего отца. А разве он не мог оставить свои туфли у моей сестры? Извини, но забеременела она от него. Думаю, не только туфли он там оставлял, но и бритву, и носки с рубашками.

– Но у моего отца сорок второй размер!

– А у тебя?

– А у меня тридцать семь – тридцать во… Ты на что намекаешь?!

Марьяна развернулась к Прохору, поставила руки на пояс, ему ничего не оставалось, как принять ту же позу. Но если она задиристо задрала подбородок и смотрела вверх, то он – сверху вниз, а эта позиция отдает высокомерием, жутко унижает и злит. Марьяна и разошлась:

– Я уродливые чоботы вообще не ношу! Это не мой стиль. Я предпочитаю модельную, элегантную обувь на шпильке, чтобы нога смотрелась изящно, красиво. Интересно, а какой у тебя размерчик?

– Сорок пять. Вот ты сварливая…

– Я справедливая. Ты постоянно меня оскорбляешь.

– Да я вообще хотел сказать, что обувь, которую ты видела у Инны, принадлежит женщине. Но ты же не дала рта…

– Извини, но есть такие мужчины – ма-аленькие… – Для наглядности Марьяна показала на пальцах величину мужчины, поднеся к носу Прохора большой и указательный пальцы на некотором расстоянии. – И нога у них маленькая, максимальный размер – как у меня. Поэтому они покупают туфли на танкетке или на каблуках, чтобы стать повыше ростом.

– Лилипуты, что ли?

– Ты специально валяешь дурака?

– Нет! – рявкнул Прохор. – Я такой и есть. Только идиот будет терпеть… базарную бабу! Способную вынести мозг из-за ерунды!

– Я базарная баба? Это что за намек?

– Намек?! Ничего себе – намек! Это жестокая правда.

– Опять издеваешься? Я сейчас вызову такси и уеду…

– Куда? Сразу в полицию? Плиз! Плиз!

Когда Марьяна не выдерживала прессинга, она прибегала к самому ударному орудию – слезам. На папу прием действовал безотказно, на маму – вообще никак. Сейчас, чувствовала Марьяна, слезливая тактика не подействует на Прохора, к сожалению! Он же сплав дуба и стали! Потому она развернулась и решительно зашагала к дому, а он пусть гадает – что она намерена сделать. А намерена поломать ему малину, которая засела в доме.

– Ну вот… – досадливо взмахнул руками Прохор.

У Тамары Михайловны гостья, сидят они на кухне и пьют чай – с ума можно сойти – полдня! Вроде бы нормально, женщины не виделись давно, поговорить им охота, если бы не различия между ними. Бабушке Прохора семьдесят пять, оказывается, а гостье лет тридцать. Это молодая, дебелая деваха с глазами похотливыми и алчными, разведена, имеет сына. Отсюда Марьяну терзали смутные сомнения, что не к бабушке притащилась гостья, и уходить, судя по всему, не собиралась. Заявившись на кухню, Марьяна надела приятнейшую улыбку, подплыла к обеденному столу под артиллерией из глаз гостьи и промурлыкала ей в лицо:

– Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?

Поскольку возражений со стороны Тамары Михайловны, давившейся смехом, не последовало, гостья якобы спохватилась:

– Ой, а сколько времени?

– Уже поздно, стемнело, – улыбалась ей Марьяна, спиной ощутив, как подошел Прохор. – Нашей бабушке пора пить лекарства и отдыхать. Извините, режим. В следующий раз наговоритесь, хорошо?

– Конечно, конечно, – поднялась грудастая гостья из-за стола. – Спасибо за чай, пирожные… рецептик обязательно запишу… в следующий раз. Проша, проводишь меня?

– Не проводит, – заявила Марьяна. – Я очень-очень ревнивая, когда выхожу из себя, долго не возвращаюсь обратно. А вы красивая, я не могу Прошу отпустить с вами.

У гостьи полное личико вытянулось, ротик открылся сам собой, глазки стали раза в два больше, ведь подобные откровения из уст женщины ошеломляют и обезоруживают. Она что-то невнятно пробормотала, скорей всего, попрощалась и ушла без провожатого. Наконец бабушка дала себе волю и расхохоталась. Марьяна, разумеется, повернулась лицом к Прохору, торжества не скрывала, а он неодобрительно покачал головой, сказав ей:

– Мавр сделал свое дело.

– Она тебе нравится? – наигранно растерялась Марьяна. – Ой, прости, я же не знала… Но должна заметить, у тебя дурной вкус.

Вот теперь можно и удалиться, последнее-то слово осталось за ней. Идя по коридору, она слышала, как бабушка хохотала и между тем высказывалась:

– Ну, Марьяша… молодец! Всех приложила! Я уж не знала, как от этой Аньки отделаться, сидит и сидит… А Марьяна ее… вот умница! Под орех Аньку…

– Ба, зря ты ее хвалишь…

– А ты молчи! Анька ради меня, что ли, приперлась?.. За что же я страдать должна?

Дальше Марьяна не слышала, так как вошла в свою комнату весьма довольная собой. Баулы она разбирала часа два, если не больше. Братец утрамбовал сумки под завязку, свалив все в кучу – обувь, одежду, косметику. Все мятое и деформированное, требовалось одновременно приводить в порядок вещи, рассовывать их по полкам в шкафу, ведь неизвестно, сколько времени предстояло прятаться. Но братец Артемка заслужил и похвалу, так как засунул в баул и ноутбук, роутер – теперь окно в мир открыто! Ну, у братца главный предмет – комп, он способен обходиться малым, лишь бы с компом, потому и сестре подкинул жизненно необходимую вещь. Марьяна надела туфли разных пар, чтобы восстановить внешний вид помятой обуви (правда, на шпильках здесь вряд ли походишь), и села на кровать с ноутбуком.