Возраст есть возраст. Рослый, седой в больших очках Эрих Топп был похож скорее на профессора, нежели на подводного корсара. Былую профессию выдавала разве что вмятина на лысоватом черепе. Мы сидим в номере со стеклянной стенкой - сквозь нее далеко и широко открывается океан. Тот самый, под волнами которого столько раз скрывалась здесь подводная лодка моего собеседника. Кажется, что его забросили сюда, на десятый этаж флоридского отеля волной отхлынувшего времени.

Нас познакомили с ним, завязалась беседа… Разумеется, о войне, о Германии, Америке и России…

- Гитлер никогда не был моим кумиром. Но если бы он умер в 1937 году, ему бы и сейчас стояли памятники в Германии. За что? За то, что сумел вывести Германию из послевоенного кризиса, объединил страну с отрезанными регионами, связал ее земли превосходными дорогами… Ему надо было умереть до начала второй мировой войны.

- Вы думаете, что тогда бы второй мировой не было?

- Как знать… Ведь войны развязывают не отдельные личности, пусть даже они авторитетные лидеры. Разве можно вашу войну в Чечне назвать только «войной Ельцина»? Но я надеюсь, что Холодной войне и в самом деле наступил конец, несмотря на проблемы с Чечней…

- Что было самым опасным в вашей подводной службе?

- Трудно выделить самый опасный эпизод из восемнадцати боевых походов. Наверное, это просто невозможно сделать… Но самый трагичный из них, пожалуй, тот, который я совершил в августе 1940 года на U-57…

Мы вышли в море вопреки всем морским приметам: в пятницу да еще 13-го числа. Такие вещи безнаказанно не проходят, и вскоре я почувствовал, что дело добром не кончится. В Северном море мы едва не наскочили на плавающую мину. Ее пронесло по правому борту, я слышал скрежет металла о металл, но по великому счастью мина не взорвалась. Потом нас атаковала английская подлодка. Это было на выходе из норвежского Корс-фиорда, куда мы заходили пополнять топливо. Погода стояла штилевая и молодой сигнальщик вовремя заметил след торпеды и я успел отвернуть. Я хотел ответить ей тем же, но у нас вышел из строя шумопеленгатор; пришлось уходить подальше из опасного района. Правда, днем позже нам удалось потопить британский лесовоз и транспорт с боеприпасами. Но при этом пришлось израсходовать все торпеды. Зашли в Берген, чтобы пополнить боезапас и двинулись в Ирландское море. Неудачи преследовали нас: из-за технических неполадок не удалось атаковать большой конвой. Однако в следующий раз мы торпедировали транспорт в 5 тысяч тонн. При этом сами едва не стали жертвой английского бомбардировщика. Спасло нас то, что бомбы накрывшие лодку чудом не взорвались. Потом вошли в полосу затяжного шторма и «оглохли» на шумопеленгатор. С грехом пополам ввели его в строй. Океан разбушевался так, что U-57 выбрасывало из-под воды порой по самую рубку.

На исходе второй недели совершенно неожиданно из-под низких облаков вынырнул английский самолет и сбросил серию бомб. Они легли так близко, что многие из нас мысленно распрощались с жизнью. От мощных ударов лопнул фундамент одного из дизелей, прочный корпус дал течь… Пришлось лечь на грунт - это позволила небольшая прибрежная глубина. Я собрал офицеров на общий совет. Инженер-механик предлагал вернуться домой из-за риска патрулировать на одном дизеле. Но у нас оставалось еще пять торпед, и остальные офицеры решили продолжать охоту. Ввиду того, что скорость хода упала до 9 узлов я решил действовать наверняка и подошел к Ливерпулю как можно ближе, курсируя вдоль побережья между двумя ливерпульскими маяками. Мы были в самой пасти британского льва. Вскоре очень близко от нас прошел конвой. «Аларм! Атака!» выпустили сразу три торпеды по трем транспортам. После взрыва второй торпеды на нас резко повернул эсминец из охранения и пошел на таран. Мы нырнули на 50 метров. Перед самым погружением услышали взрыв третьей торпеды - попали! Но тут в носовой отсек хлынула откуда-то вода. Тяжелая лодка с силой ударилась о грунт. В довершении к этой беде на нас обрушились глубинные бомбы. Сразу два эсминца ходили над нами боевыми галсами. От мощных гидродинамических ударов возникли новые течи. Наши трюмы заполнялись водой. Нас бомбили всю ночь, а затем весь следующий день. Потом еще ночь. От накопившейся углекислоты ломило виски и затылок, но эта боль казалась пустяком в сравнении с тем, что ожидало нас, если бы хоть одна из двухсот (!) - мы считали - глубинных бомб, угодила в подводную лодку. Я приказал всем лечь в койки и не двигаться. Так меньше расходуется кислород. Но едва мы улеглись, как нос U-57 резко приподнялся и дернулся. Нас нащупали сверху тралами. Стальные тросы проскрежетали по бортам лодки, но не зацепили нас. По великому счастью на поверхности не оказалось масляных пятен - иначе бы конец. Масляные цистерны находились внутри прочного корпуса и это спасало нас от точного обнаружения. На третьи сутки этот ад кончился. Наступила мертвая тишина - эсминцы покинули район гибели трех транспортов и нашей, как они решили, лодки. Они были совсем недалеки от истины, поскольку мы, хоть еще и дышали, но не могли оторваться от грунта: не работала ни одна водоотливная помпа, запас сжатого воздуха в баллонах был на нуле. Кое-как смогли пустить главный осушительный насос. Всплыли в полночь. Я отдраил верхний рубочный люк и вдохнул самый прекрасный воздух на свете… Правда, меня в тот час больше волновали звезды. Путевой компас не в строю, а навигационных звезд не видно. Небо плотно закрыто от нас осенними облаками.

Я получил радио, что мне присвоено звание капитан-лейтенанта. Это очень почетно - получить новый чин в море.

Мы перезарядили две последние торпеды и погрузились под утро. В перископ увидел множество дымов - конвой. Вышли в атаку и всадили две последние торпеды в танкер. Я успел увидеть, как судно превратилось в огненный шар, а потом черный дым заволок горизонт. Мы снова оказались под градом глубинных бомб. И снова пришлось ложиться на грунт и считать взрывы, считать быть может последние секунды нашей жизни. Я всегда вспоминал в такие моменты, что мы вышли в пятницу 13 числа и не строил себе иллюзий. Единственное, что утешало - мы полностью израсходовали боезапас и успели нанести урон противнику больший, чем наша гибель…

Однако богам было угодно, чтобы мы вернулись к своим берегам. Простите, за столь обстоятельный ответ на ваш вопрос, но сейчас вы поймете, почему я перечислял все наши невзгоды и почему все=таки нельзя выходить в море по пятницам да еще в «чертову дюжину».

В ночь со 2 на 3 сентября 1940 года моя подлодка подошла к устью реки Эльбы. Мы обменялись опознавательными сигналами с постом на шлюзе Брунсбютель. Еще немного и все наши злоключения должны были смениться блаженным отдыхом в базе. Но… В этот момент из шлюза выходил норвежский сухогруз «Рона». Его корма еще находилась в шлюзе, а нос уже вошел в реку. Сильным течением транспорт повело прямо на U-57. Я только успел крикнуть «Полный назад», как тяжеленный сухогруз придавил нашу малышку. Это было как в страшном сне… На все про все оставались считанные секунды и я скомандовал «Оставить корабль! Всем - за борт!». Я покинул лодку последним, когда ее рубка уже уходила под воду. Быстрое течение Эльбы уносило моих людей от места катастрофы. Кто-то успел вцепиться в трапы, сброшенный с «Роны». Кромешная ночь и военное затемнение затрудняли спасение унесенных рекой подводников. К утру не досчитались шестерых человек. Они не смогли выбраться из отсеков…