Воля как основная движущая сила

Несмотря на впечатляющие примеры переключения деятельности в целях сублимированного отдыха, для большинства людей такая эквилибристика схожа с выполнением упражнений на канате под куполом цирка. Безусловно, все возможно, если человек поставит себе такую цель. Но и в этом случае он должен отдавать себе отчет в том, что один вид деятельности будет выступать основным, тогда как остальные дополнять, обогащать личность. Уинстон Черчилль, скажем прямо, вряд ли стал бы лауреатом Нобелевской премии, не будь он преуспевающим политиком. А Альберт Швейцер, хотя и собирал в Европе полные залы на концерты своей органной игры, хотя и писал книги по созданию органов, поражающие специалистов знанием деталей, не был бы всемирно известен, если бы за спиной его не стояла исполинская миссия. Даже Леонардо да Винчи, несомненно, один из самых великих представителей нашей цивилизации, был прежде всего живописцем и скульптором и уж потом инженером по производству укреплений, созданию боевых машин и музыкальных инструментов. Разумеется, важно, что для упомянутых крупных личностей разветвление деятельности не было ни фарсом, ни позерством – они рассматривали все свои акты воли как единое целое, как целостное оформление своей идеи, даже охватывающей, казалось бы, малосовместимые проявления человеческой активности. Рассмотрим, однако, акты воли применительно к одному виду деятельности, пусть даже имеющей различные оттенки. Наиболее интересны те ситуации, когда нацелившийся на крупную мишень человек игнорирует привычную значимость жизненно важных приоритетов. Другими словами, идет наперекор схеме, отраженной в известной пирамиде Маслоу.

Ганс Кристиан Андерсен демонстрировал феноменальную, просто сказочную волю к победе. Он работал на грани сумасшествия, не имея порой не только гроша в кармане, но и даже куска хлеба. С четырнадцати до двадцати трех лет продолжалась борьба с отчаянием, фактически сражение за жизнь, ибо в случае неудачи он, кажется, просто бы умер или сошел с ума. Все, кто пытался оценить жизнь сказочника в этот период, были покорены его изворотливостью, цепкостью и отрешенностью. «Он ничего не видит, ничем не наслаждается, ничему не радуется – он только пишет», – таковы свидетельства современников. «Четырнадцатилетний мальчик приехал в город, не зная ни единого человека и не имея возможности заработать себе на пропитание, – и ему удалось прожить три года исключительно при помощи людей, у которых он вызывал интерес», – пишет об Андерсене Гренбек, один из его биографов. И хотя автор исследования объясняет чудо броской внешностью молодого человека, «его искренне добрыми, умоляющими глазами», «наивной назойливостью» – все это внешняя форма внутреннего состояния, и она относится к следствию могущества непреклонного решения и силы намерения. Будущего всемирно известного сочинителя, будто лошадь плетью, подстегивала невыдуманная угроза голодной смерти. Он был на самом дне, но ясно видел цель, потому настроился на успех, на принятие обществом современников того, что он делал. И он сам себе твердил, как заговоренный, слова-заклинания, которые когда-то произнес матери: «Сначала надо много-много перетерпеть, а потом станешь знаменитым». «Просто невероятно, сколько он успевал написать», – изумлялись те люди, которые пытались много лет спустя заглянуть в душу писателя. Это тяжелейшее противостояние с жизнью и позволило ему потом воскликнуть: «Моя жизнь – прекрасная сказка, полная счастливых случайностей». Но в глубине души великий сказочник знал, что случайности бывают лишь в сказках, а в реальной жизни все создают непрерывные усилия направленной, неиссякаемой воли. Он одержал заслуженную победу.

Воля превращается в символ не только в творческой области. Существует великое множество примеров, когда замешанная на благородстве и величии человеческой души воля создает титанов. Намеренно не упоминая военное время, изобилующее подобными проявлениями, приведем лишь один пример – из области пусть и противоречивых, но захватывающих идей, которые уже сами по себе всегда придают сакральный смысл ее исполнителю. Английский морской офицер, задумавший вписать свое имя в историю великих открытий, совершил подвиг не менее важный, чем победа в состязании за первенство в освобождении карты планеты от таинства белых точек. Капитан Роберт Фалкон Скотт не вошел в историю великих открытий – так случилось в силу определенных причин и факторов. Он должен был оказаться первооткрывателем Южного полюса, но стал вторым, фактически вследствие нечистоплотности своего норвежского соперника Руала Амундсена. Но если познакомиться ближе с личностью английского офицера, его достижения расплываются и уходят на второй план, а вперед выступают жизненные принципы и воля. Избрав для своего путешествия в качестве вспомогательных средств мало испытанные мотосани и низкорослых маньчжурских пони, Скотт совершил фатальную ошибку, но все-таки достиг полюс на месяц позже более расчетливого соперника, который продвигался на собачьих упряжках. Отправляясь в обратный путь к базовому лагерю, англичане впрягались в сани сами – мотосани вышли из строя, а пони пали в снежной пустыне. Вероятно, они добрались бы до базы, но вмешались трагические случайности. Сначала самый молодой путешественник упал, ударившись затылком о лед, оказался в бессознательном состоянии, а через сутки умер. Через некоторое время еще один участник экспедиции – капитан Лоуренс Оутс – отморозил ноги и не мог двигаться дальше. Капитан Скотт распорядился тащить товарища на санях, но тот принял отважное, полное благородства и воли решение. Утром перед отправлением он просто сказал товарищам: «Пойду пройдусь», – и выполз из палатки. Оутс знал точно, что с ним на санях они все погибнут, потому без колебаний принес себя в жертву – его тело так и не нашли. Затем еще много дней трое измученных, истощенных людей боролись с бескрайним пространством ледяного безмолвия. Сотни километров в полубессознательном состоянии, лишенные возможности поесть досыта и согреться, они разбили свой последний лагерь всего в двадцати километрах от базы. Но судьба сказала свое веское последнее слово: четырехдневная пурга не дала им выйти из палатки, которая стала последним прибежищем группы. В одном из последних писем капитан Скотт, который умер последним, записал: «Простите за почерк, сейчас минус сорок». До последней минуты он оставался настоящим человеком, офицером, мужчиной, на каких равняется молодежь. Кто-то может сказать, что эти люди нашли глупую смерть в далеких от родины снегах. Доля правды тут есть. Но внимательный читатель не может не заметить: их воля сделала безнадежную, провальную идею триумфальной. Капитан Скотт, зная о предстоящей смерти, выжал из последних дней жизни все. Он сумел сделать из кислого лимона сладкий лимонад для потомков. Капитан Скотт стал национальным героем, а повесть о его благородстве и воле вышла далеко за пределы Великобритании. Пожалуй, он стал более знаменитым и почитаемым, чем первый покоритель полюса Амундсен. Вдова героя – известный британский скульптор Кэтлин Брюс – по распоряжению короля Георга V получила почести, которые воздают женам рыцарей… Эта история приведена не случайно, ее цель – убедить, что проявлений воли, как и самих идей, может быть бесконечное множество.

«Если человек не испытывал страха, он не обретет свободу. Страх обнажает ценности человека в зависимости от того, насколько омрачено его сознание». Это важнейшее наблюдение сделал Ролло Мэй, выдающийся американский психотерапевт, ставший на склоне лет подлинным мыслителем. Этот неординарный клиницист знал, о чем говорил. Выросший среди семейных раздоров и социального неблагополучия, он испытал первые приступы мучительного страха еще в раннем детстве, прожил с ними скомканную юность, пытался бунтовать и уходить в мир книг. Позже, найдя себя в преподавательской деятельности, но не избавившись от комплекса одиночества, ощущения душевной опустошенности, Ролло Мэй испытал еще одно потрясение: заболел туберкулезом. Ужасающий страх смерти, балансирование на грани между мелькающим светом и вечным мраком, тайное ожидание рокового приговора вызвало безумное смятение и… заставило переосмыслить жизнь, сделать решительную ревизию ценностей. Мэй признавал, что именно страх привел его к осознанной, сосредоточенной творческой деятельности, которая надолго отодвинула уход в небытие. Заболев серьезно до сорокалетнего возраста, он, тем не менее, прожил восемьдесят пять лет, и вторая половина его жизни оказалась насыщенной, наполненной достижениями и плодотворным творчеством. Его книги утверждают волю к жизни – пожалуй, одно из важнейших ее проявлений.