— Почитай всё серебро наторгованное — четыреста рублей растратили. Ладно бы продать потом полон подороже, так нет — будто христиан в уезде осаживаем. Есть у нас в купле с десяток каянцев-охотников, их в верховья Мологи пошлём, есть суми-рыбаки — этих в наши рыбацкие слободы, карелам пахотным тоже место найдём. Но у нас же двести шестьдесят душ баб и детишек из емьских посадов — Порва-города, да Келсинка какого-то неведомого,[114]их куда девать?

— Ребятишек мастеровым покажи, может, в ученичество сгодятся, — моё предложение было встречено скептической ухмылкой. — Баб шерсть перебирать да прясть посадим. Надо горожан собрать, построить длинные дома для сего ремесла.

— У нас пряжи полно уже, ткать её не переткать. Ткачиха уж двух учениц взяла, а толку чуть, уж больно неловки.

Делать было нечего, я с дядькой поплёлся осматривать нашу малую ткацкую мастерскую. В ней, устроенной в бывшей женской части терема, стояло уже два ткацких стана, и места точно хватило бы ещё для трёх таких же устройств. Опытная ткачиха быстро двигала ногами брусья станка, попеременно с этим ловко перебрасывая ткацкий челнок из руки в руку. Две её нерадивые ученицы возились у другого устройства, пытаясь выткать ткань с чуть более широким полотном, они деревяшку с помещённой внутри ниткой передавали друг другу медленно, от того производственный процесс шёл еле-еле. Если у обученной ткачихи челнок летал между нитями основы как волан бадминтона, то её наперсницы кидать его даже не пытались, боясь не поймать. Именно ассоциации с игрой в бадминтон навели меня на мысль, что запускать челнок лучше с помощью рычажных ракеток, не вставая от педалей перемещения рам ткацкого стана. Немедленно был вызван специалист по механизмам, плотник с недавно полученной фамилией Ефимов. Объяснив ему принципиальную схему требуемого устройства, я направился вместе со Жданом осматривать места под размещение будущих мастерских.

Шерстомоечную мануфактуру решили разместить на берегу Селиванова ручья, его было не сложно перегородить плотиной. При разговоре о постройке этого необходимого гидротехнического сооружения я вспомнил о заплотном розмысле Карпуне. Слегка попеняв сопровождающим на нерадивость, отправил Андрея Козлова на его поиски в Ярославль, наказав нанять его за любую цену. Выезжать требовалось как всегда немедленно, Волга должна была вот-вот вскрыться ото льда.

Уездный механик Ефимов с поставленной задачей справился за считаные дни. Уже на третий день он демонстрировал нам с Жданом сделанное из четырёх пружин и нескольких фигурных дощечек приспособление, запускающее ткацкий челнок простым дёрганьем за верёвку. С помощью этого нехитрого усовершенствования выработка шерстяного полотна ускорилась практически втрое. Ткань получалась, конечно, лишь немногим лучше домотканой сермяги, всё же наша мастерица специализировалась на хамовном товаре, то есть тканном из тонких льняных нитей. На мой взгляд, разглаживание сукна между вращающимися валами и ровная подстрижка ворса могли придать ему вполне пристойный товарный вид.

В день начала ледохода на княжеском дворе появился кузнец Акинфов с сыном, за ними, еле волоча ноги, брёл здоровенный парень лет двадцати. Выйдя по зову караульных на крыльцо, я стал свидетелем краткой пантомимы. Коваль Фёдор жестами что-то изображал, указывая на пришедшего с ним молодого мужика. Тот бубнил что-то жалостливое и бухнулся на колени, прямо в лужу талой воды.

Тыкая пальцем в коленопреклонённого, перевод осуществил сын кузнеца Пётр:

— Ентот дурень спозаранку у нашего крыльца на коленях топчется. Молит взять его в подмастерья, али просто учеником, да и молотобойцем готов наняться. Его со двора гонят, а он ни в какую не уходит, бает, мол, с самой Москвы сюда брёл.

— Сказывай князю, за каким лихом ты к нам притащился? — требовательно обратился мальчуган к понурому мужику.

— Рассказывай, да из лужи вылезь, — поддержал я шустрого мальчишку.

Странноватый парень, не вставая с колен, переполз на более сухое место и, вежливо поздоровавшись, изложил свою просьбу:

— Звать меня Тихон, от отца прозвищем Миронов, московского сабельного мастера Якима яз выученик. Делает тот знатный коваль мечи да сабли из сварного булата. В ученичество отдали меня восьми лет от роду, с тех пор я кузнечное ремесло познаю. Всё яз у Якима перенял, окромя единого секрета. Каким обычаем сварошный песочек составлять, мне мастер не открыл, обещал на смертном одре тайну сию сказать. По зиме купил мой учитель полосовой уклад чудной у сего коваля, — продолжая рассказ, парень указал рукой на Акинфова. — Железо то было вельми доброе, такого из ста прутов разных не сваришь. Но как начали саблю из того уклада ковать, так он в обычное железо обратился. Яким ругаться стал, мол, отвели очи, продали дорогой ценой невесть что. Аз же думаю — слова заветного Яким не ведал, что для выделки того уклада потребно, вот и не далась ему ковка. Молю открыть мне сию тайну, яз же отслужу за то, сколько потребно.

После этого мне стали ясны причины неудачной торговли высокоуглеродистой сталью. Видимо, обрабатывая этот металл, купившие его мастера нещадно его перегревали, выжигая углерод.

Подошедший посередине монолога молодого оружейника Бакшеев осклабился и зловещим голосом произнёс:

— Кто сие сокровенное знание постигает, того языца лишают, дабы не открыл неведомое кому не следует. Вон, глянь на кузнеца нашего угличского.

Акинфов оценил шутку и, глядя в лицо москвичу, замычал, демонстрируя оборванный язык.

Добравшийся к нам из Москвы Миронов пошатнулся, потом собрался с силами и произнёс:

— Ежели тайну взаправду откроете, без обману, то яз согласный.

Не особо удачный розыгрыш стоило прекращать, да и о кандидате в удельные оружейники стоило узнать побольше.

— Встань да отвечай, что умеешь, каким навыком владеешь.

— Железо из многих полос в единую ковать умею, да разное оружье могу делать, и как калить его да доводить ведаю, — бойко отвечал московский трудовой мигрант.

— Кабалу на себя давал? — уточнил статус пришельца Афанасий.

— Якиму — служилую, — признал, опустив голову, Тихон. — Выходного не заплатил, нечем было, так сбёг.

— Будет ли на тебя в Холопий приказ доводить кузнец, от коего ты прочь утёк? — не отставал от парня Бакшеев.

— Мню — будет, — совсем расстроился москвич. — Он ить по Оружейному приказу работает. Без меня царёв наказ трудно ему выработать. Да и надёжу на меня Яким имел. Свои-то дети в пушкари у него подались.

— Хлопотно с этим беглецом будет, княже, — сделал вывод многоопытный рязанец.

— Ладно, Муранов у нас судебные уставы крепко знает, что-нибудь придумает, — отмахнулся я от проблемы со статусом пришедшего оружейника. — Пусть работает у Акинфова на подворье, пока за плату подённую, дальше видно будет.