— Давай, читай. Я теперь наверно не скоро смогу это сделать сам, — в его голосе звучала горечь, но он старался скрыть истинные эмоции за грубостью и сарказмом. Кристина достала из кармана сотовый, открыла крышку.

— А от кого сообщение? Кому я понадобился на том свете?

— Сообщение от Марианны. Ник снова резко сел на постели, прижал руку к груди, на бинтах выступила кровь. Лина кивнула Владу, показывая на дверь. Они тихо вышли, оставив Ника и Кристину наедине.

— Читай, — голос Ника срывался от волнения, — читай, Кристина, читай, черт возьми.

— Возвращайся. Я жду, — Кристина положила мобильный в руку Николасу. Воцарилась тишина, пальцы князя сдавили сотовый. Он закрыл глаза. Казалось, внутри него происходит страшная борьба.

— Когда она это написала?

— Судя по времени вчера ночью, когда ты наверняка уже остался один в лабиринте. Ник, ты не можешь с ней так поступить. Не будь трусом, поговорите, вам это нужно обоим, она сделала шаг к тебе навстречу и я уверенна она ждет твоего ответа. Николас сжал сотовый и тот раскрошился в щепки в его руке.

— Вот мой ответ. И другого ответа не будет. Она должна начать жизнь сначала, без меня. Мне нужны жалость и благородство, хотя у нее их просто в избытке. Мне не нужно прощение, так как сам я себя никогда не прощу. Я не хочу привязать ее к себе одной лишь жалостью.

— Ты дурак, Ник, прости конечно, но других слов у меня для тебя нет. Можешь злиться на меня, но я скажу тебе все что думаю. Марианна любит тебя, когда ты это поймешь самовлюбленный гордец? Хватит мучить себя, просто пойми — она тебя любит несмотря ни на что.

— К черту эту любовь. Ей пора взрослеть. Я не тот, кого нужно любить. Это пройдет. И не смей говорить ей, что я ослеп. Никто пусть не смеет ей об этом говорить. Все. Кристина, не рви мне душу. Просто уйди. Оставь меня одного. Скажите ей, что я вернулся и хочу развода. Поверь, ей лучше держаться от меня подальше. Не хочу, чтобы она смотрела на меня и содрогалась от ужаса, вспоминая, что я с ней сделал. Кристина вскочила с постели:

— Это я содрогаюсь от ужаса! Как можно быть таким чудовищем?! Жизнь ничему тебя не учит, ничему! А еще говоришь, что я ребенок?! Ты хуже ребенка, Николас.

Ты эгоистичный и глупый. Ты весь в своих страданиях, а ей? Какого ей сейчас?! Ты даже прощения не просил, ты вычеркнул ее из своей жизни, подумай об этом, подумай о том какое ты чудовище, а еще ты прав — ей незачем с тобой оставаться, ты этого недостоин, я бы вообще на ее месте забыла о тебе и прокляла навеки.

Кристина выскочила из комнаты, а Ник в ярости бросил ей вслед осколки сотового телефона.

— Не могу я, понимаешь?! Не могу!

Я ждала. Это самое трудное кого-то ждать, каждая минута превращалась в тысячелетие, тяжелое как свинцовая гиря. Я знала, уже давно знала, что Ник вернулся. Этого от меня никто не скрыл. Кристина позвонила именно мне как только оказалась в аэропорту. Все эти дни я думала. Наверное, еще никогда в своей жизни мне не приходилось так сильно бороться с собой. Самое сложное в этой борьбе это то, что я пыталась сломать саму себя. Я нарочно вспоминала именно те минуты, о которых раньше старалась забыть. Я перебрала каждое мгновенье, переживая заново, снова и снова все те последние месяцы, которые провела рядом с Ником. Его измену, его грубость, его животную жестокость и наконец — насилие надо мной. Теперь я уже не испытывала тошнотворный страх и чувство дикого отчаянья, я сама себя уговаривала, я умоляла себя простить. Меня раздирали противоречия. С одной стороны я понимала, что такое не прощают, не забывают, а с другой я не могла жить вдали от него, я каждый день потихоньку погибала, и только Сэми возвращал меня к жизни. Моя эйфория от того что Ник выжил, прошла довольно быстро, когда я поняла, что это все равно ничего не меняет и с каждым днем меня засасывала тоска и отчаянье. Как черное болото. Да, он живой, он отомстил за нас, но существуем ли для него «МЫ»? Моя вера сходила на нет с каждым днем. Я знала, что он тяжело ранен, но меня к нему не пустили, уверили, что с Ником все в порядке и сейчас ему нужен покой, а наш разговор может подождать, пока он окончательно не поправится и я ждала. Вот уже чертову неделю, я ждала и постепенно начинала понимать, что это он не хочет со мной говорить. Именно он, и никто другой, мешает нашей встрече. Меня всеми правдами и неправдами уговаривали повременить. Фэй не давала звонить, убалтывала, успокаивала, но я по нарастающей сходила с ума. Я уже точно знала, что Ник не хочет меня видеть и мое сообщение ничего не изменило. Может, я ошибаюсь? Может быть, он вовсе и не боится моей реакции, и я все же не знаю его настолько, чтобы быть уверенной в этом? Фэй сообщала мне о его здоровье, и мне даже порой казалось, что она что-то недоговаривает, скрывает от меня. Хотя скорей всего я снова ищу оправдания, я внутренне его защищаю. Сказали ему о ребенке? Нет, не сказали. Фэй объяснила, что и с этим нужно повременить, Ник только начал приходить в себя после серьезных ранений и ему нужен покой.

Сегодня Фэй уехала и я знала, что ее позвали к нему. Неужели все так плохо? Какого черта меня к нему не пускают? Мне надоело, что мной помыкают, меня заставляют делать то, чего я не хочу, меня заставляют жить, так как я не хочу, за меня принимают решения. К черту гордость, к черту самолюбие я пойду к нему сама, и пусть скажет мне в глаза, чтобы я убиралась. Я сильная, я уже и это вынесу. Когда Фэй вернулась, я была на грани. Меня трясло от неизвестности, я предпочитала знать все немедленно. Нет, я лгу, я просто безумно хотела его увидеть одним глазком, посмотреть, что живой, посмотреть и уехать. Там что-то происходит и все, кроме меня, знают что именно. Фэй выглядела очень подавленной, я редко видела ее в таком состоянии, и мне стало страшно, жутко, что меня обманывают и Ник, возможно, умирает. Нет, я сегодня же потребую от них ответа, но Фэй слишком хорошо меня знала и заговорила со мной сама. Она усадила меня в кресло, сделала нам по чашке чая и накрыла мои руки своими.

— Марианна, я пыталась, я хотела всеми силами оттянуть этот разговор. Подождать. Дать вам обоим время. Но вижу, что только мучаю тебя, извожу неизвестностью и я больше не могу и не хочу молчать. Ты взрослая женщина, ты мать, ты должна жить дальше несмотря ни на что. Что за вступление? Мне оно не нравилось, она меня к чему-то готовила. К очередной пощечине и удару под дых?

— Марианна, ты должна подписать бумаги, которые передали тебе родители. Не возражай, выслушай сначала. Марианна, Ник хочет развода и не я, ни Влад с Линой, не в силах его переубедить. О ребенке мы ему еще не сказали. Это должна сделать только ты. Когда? Решать тоже тебе. Я вскочила с кресла и опрокинула чашку. Фэй тут же взяла меня за руку, заставила сесть обратно.

— Пойми, он так решил. Знаю, что тебе больно это слышать, знаю, что ты ждала совсем другого, но ты должна с этим смириться. Возможно, так будет лучше. Возможно, он прав. Слишком много боли Ник тебе причинил и ему самому сложно с этим смириться. Раны на его теле постепенно затягиваются, но видно раны в его душе никогда не заживут и никому не под силу их залечить, даже тебе. Особенно теперь. Марианна, есть еще кое-что. Влад, и Ник не хотели говорить тебе об этом сейчас, но ты должна знать и это более чем несправедливо утаивать от тебя правду. Правду? Что еще может быть хуже, чем есть сейчас? Он больше меня не любит? О нем заботится кто-то другой? Что, черт раздери, может быть страшнее, чем его пренебрежение и нежелание меня видеть?