Разглядывая дом, Киллиан не сразу заметил девочек — скорее всего, потому что они не двигались и молчали. Он приблизился к коттеджу с тыла, но лес подступал к дому и с торца. Там-то девочки и сидели, опустившись коленями в папоротник, к Киллиану спиной. Чем они занимались, он не видел, но они замерли неподвижно. Их было две: обе в нарядных воскресных платьях, длинные белокурые волосы блестят чистотой и убраны в прически с помощью медных гребешков.

Киллиан стоял и наблюдал за тем, как они стоят на коленях, не шевелясь. Потом одна из них повернула голову и взглянула прямо на него. У нее было личико в форме сердца и глаза льдисто-голубого цвета. Выражение на лице отсутствовало. Через миг обернулась и вторая девочка, взглянула на него и слегка улыбнулась. Той, что улыбалась, было лет семь. Неулыбчивая девочка выглядела на несколько лет постарше. Киллиан поднял руку в приветственном жесте. Старшая задержала на нем взгляд еще на миг и отвернулась. Он по-прежнему не видел, что находилось перед ней, но что бы там ни было, оно поглощало ее внимание полностью. Младшая тоже не ответила на его приветствие, но едва заметно кивнула перед тем, как вернуться к тому, что их так занимало. Молчание и неподвижность девочек производили на Киллиана тягостное впечатление.

Он пересек двор и подошел к задней двери. Сетчатая дверь была оранжевой от ржавчины и выгибалась наружу, кое-где оторвавшись от рамы. Он снял шляпу, собрался взойти на крыльцо и постучаться, но не успел: внутренняя дверь открылась, и за сеткой появилась женшина. Киллиан сгорбился, стиснул в руках шляпу и изобразил на липе нижайшую просьбу.

Женщине могло быть и тридцать, и сорок, и все пятьдесят лет. Лицо ее казалась истощенным, губы — тонкие и бесцветные. За поясом фартука висело кухонное полотенце.

— Добрый день, мэм, — сказал Киллиан. — Я голоден Не найдется ли у вас чего-нибудь поесть? Кусочек хлеба, может быть?

— Ты уже завтракал сегодня?

— Нет, мэм.

— В «Святом сердце» дают бесплатные завтраки. Ты разве не знаешь?

— Мэм, я даже не знаю, где это.

Она коротко кивнула

— Я приготовлю тебе тостов. Если хочешь, могу сделать и яичницу. Будешь яичницу?

— Ну, если вы ее поджарите, я не стану выкидывать ее на дорогу.

Гейдж всегда так говорил, когда ему предлагали больше, чем он просил, и в ответ хозяйки смеялись. Но эта женщина не засмеялась — наверное, потому, что он не Гейдж и в его устах эти слова звучат иначе. Вместо улыбки она снова кивнула и сказала:

— Хорошо. Вытри ноги… — Она глянула на его ботинки и оборвала фразу на полуслове. — Вижу, ботинки твои совсем прохудились. Как войдешь в дом, сними их и оставь у порога.

— Да, мэм

Проходя в дом, Киллиан обернулся и посмотрел на девочек еще раз, но они по-прежнему сидели к нему спиной и не обращали на него внимания. В доме он разулся и грязными босыми ногами прошлепал по прохладному линолеуму в кухню. Каждый раз, как он наступал на левую ногу, в щиколотке появлялось болезненное жжение. Когда он сел, на сковородке уже скворчали яйца.

— Я знаю, как ты вышел к моей задней двери. Знаю, почему ты здесь оказался. По той же причине, по какой здесь оказываются остальные, — сказала хозяйка, и он решил, что она имеет в виду букву «X» на дереве, но не угадал. — Потому что в четверти мили отсюда есть стрелка на путях, и поезда притормаживают, а вы спрыгиваете, чтобы не встретиться с Арнольдом-Удавкой в Нортгемптоне. В этом все дело? Ты тоже спрыгнул на стрелке?

— Да, мэм

— Из-за Арнольда-Удавки?

— Да, мэм. Говорят, от него стоит держаться подальше.

— Так говорят только потому, что у него такое прозвище. А сам он совсем не страшный. Он старый и толстый, а если и попытается кого догнать, далеко не убежит — свалится через три шага. Да он и не побежит ни за кем. Единственное, что заставит его спешить, — это известие, что где-то продаются бургеры по десять центов за пару, — добавила она. — А ты послушай меня. На этой стрелке поезда идут тридцать миль в час. Они почти не тормозят. Прыгать на такой скорости гораздо опаснее, чем встречаться с Арнольдом.

— Да, мэм, — сказал он и потер левую ногу.

— Вот в прошлом году одна девушка — беременная — спрыгнула здесь, угодила в дерево и сломала шею. Слышишь?

— Да, мэм

— Беременная девушка. Она ехала с мужем Ты рассказывай всем об этом случае. Пусть знают, что надо дождаться, пока поезд остановится. Целее будут. Вот твоя яичница. Хочешь джема к тостам?

— Если вас не затруднит, мэм. Спасибо, мэм. Не могу выразить, как вкусно все пахнет.

Она оперлась о кухонный прилавок и с ложкой в руках наблюдала за тем, как он ест. Он не разговаривал, быстро ел, и все это время она смотрела на него и молчала.

— Что ж, — произнесла она, когда он закончил. — Пожалуй, пожарю-ка я еще парочку яиц.

— Что вы. Я наелся.

— Больше не хочешь?

Киллиан колебался, не зная, что ответить. Это был трудный вопрос.

— Хочешь, — решила за него женщина и разбила в сковородку еще два яйца.

— Я выгляжу настолько голодным?

— Голодным — не то слово. Ты выглядишь как бездомный пес, готовый перерыть помойку ради куска чего-то съедобного.

Она поставила перед ним тарелку с яичницей, и он предложил:

— Если в доме найдется какая-нибудь работа для меня, я с удовольствием выполню ее.

— Спасибо. Но никакой работы нет.

— Может, вы еще подумаете. Вы пригласили меня к себе на кухню и накормили, и я очень ценю это. И хочу отплатить. Я не боюсь никакой работы.

— Откуда ты?

— Из Миссури.

— Я так и думала, что ты с юга. У тебя странный выговор. А куда держишь путь?

— Не знаю, — ответил он.

Больше она ничего не спрашивала, прислонившись к стене с ложкой в руках, и некоторое время смотрела, как он ест. Потом она молча вышла, оставив его на кухне одного.

Доев, он остался сидеть у стола, не зная, что делать. Не следует ли ему встать и уйти? Пока он мучился в нерешительности, женщина вернулась с парой низких черных сапог в одной руке и черными носками в другой.

— Примерь вот это, может, подойдет, — велела она Киллиану.

— Нет, мэм. Я не могу.

— Можешь. Давай, надевай. Размер, похоже, подходящий.

Он надел носки и сунул ноги в сапоги. С левой ногой он старался быть осторожным, но щиколотка все равно вспыхнула болью. Он со свистом втянул в себя воздух.

— У тебя что-то с ногой? — спросила женщина.

— Я подвернул ее.

— Когда спрыгивал с поезда?

— Да, мэм.

Она укоризненно покачала головой: