— Да.

— Откуда вы узнали о вражеских антисоветских взглядах Успенского, он сам высказывал их вам?

— Нет. Об этом мне говорили Вейншток и Фриновский. Они его хорошо знали и считали, что он вполне подойдет для шпионской работы.

— Вы лично вербовали Успенского?

— Да. Это было сразу после моего прихода в наркомат. Он быстро согласился, и я сказал ему, что нам нужны свои люди в областях. Поэтому и направил его в Западную Сибирь.

— Какие вы задания тогда ему поставили?

— Он должен был вербовать агентуру в нашу организацию среди чекистских кадров, выдвигать их на руководящие должности, чтобы они захватили власть в случае войны или переворота.

— В ноябре 1937 года вы направили Успенскому шифровку следующего содержания: «Если вы думаете сидеть в Оренбурге лет пять, то ошибаетесь. В скором времени, видимо, придется выдвинуть вас на более ответственный пост». Какой смысл содержался в этом послании?

— В это время руководство нашей организации решило перейти к активным действиям. На Леплевского и Заковского было много материалов, что они шпионы и враги народа. Крыть такие вещи было невозможно, и от этих людей нужно было избавляться, их нельзя было использовать, они могли все провалить. Их решили заменить на Успенского и Литвина. Я дал Успенскому шифровку, чтобы он узнал о предстоящем отъезде из Оренбурга и переключил всю вредительско-шпионскую работу на других людей, которых он успел завербовать там.

— Так. А теперь расскажите, как вы предупредили Успенского о том, что его хотят арестовать?

Ежов замялся и взглянул на следователя. Уже привыкший к таким взглядам Родос понял, что Ежову нужна его помощь, и сказал:

— О предстоящем аресте Успенского вам сказал Дагин?

— Да, кажется, он. Пришел ко мне в кабинет и сказал об этом.

— А он при этом не говорил вам, что подслушал телефонный разговор товарищей Сталина и Хрущева об Успенском?

— Да, я помню, что он сказал мне о телефонном разговоре про Успенского, который подслушал, но не говорил, что это был разговор Сталина. Дагин по моему заданию подслушивал все телефонные разговоры Политбюро и сразу же сообщал о них мне, чтобы я был в курсе дела.

— После этого вы позвонили в Киев и предупредили Успенского. Что вы ему сказали?

— Я сказал: «Тебя отзывают, плохи твои дела». Что-то вроде этого. Шифровку я побоялся ему давать, ее могли перехватить, поскольку уже тогда я вышел из доверия и был на подозрении у партии как враждебный ей элемент.

— Про отзыв Литвина из Ленинграда вам тоже сообщил Дагин?

Сердце у Ежова слегка защемило. Он понял, что сейчас придется плести всякие небылицы об одном из своих самых лучших друзей Мише Литвине. Не хотелось плохо говорить о покойнике. Они познакомились в середине двадцатых в Киргизии, где тот был на ответственной профсоюзной работе. В 1931 году Ежов взял его в ЦК своим заместителем, потом направил на ответственную партийную работу на Украину, а потом в 1936 году перевел в НКВД, сначала начальником отдела кадров, потом начальником секретно-политического отдела. С января 1938 года комиссар госбезопасности 3-го ранга Литвин был начальником Ленинградского НКВД.

— Об откомандировании Литвина в Москву я ничего не знал и не предупреждал его. В этом не было никакой необходимости.

— Это почему же?

— С ним была договоренность, что в случае разоблачения он покончит жизнь самоубийством.

Такая версия вполне устраивала Родоса. Шпион и заговорщик имеет приказ своего руководителя в случае провала покончить с жизнью, чтобы унести в могилу с собой имена сообщников и все тайны своей гнусной деятельности. И он, немного оживившись, спросил Ежова:

— Это был ваш приказ?

— Нет. В сентябре того года Литвин был в Москве и приезжал ко мне на дачу. Он сказал мне, что приход Берии в НКВД — это начало нашего конца и скоро нас всех арестуют, поскольку партии наверняка известно о нашем заговоре. И еще он сказал, что живым не сдастся и, если его вдруг неожиданно отзовут в Москву, застрелится. Так оно и получилось.

— Вы поддержали его намерение?

— Нет. Но и не стал возражать против этого.

— Значит, вы признаете, что фактически давали указание вашему сообщнику покончить с собой в случае провала?

— Да, фактически это так.

— Когда подключили Литвина к своей шпионской работе?

— Это было в 1931 году, когда я его перевел в Москву.

— Почему он согласился стать шпионом?

— Еще в двадцатых годах, общаясь с Литвиным, я обратил внимание на его непонятное отношение к троцкизму. Открыто он не был сторонником Троцкого, но в его окружении потом было много разоблаченных троцкистов, и я думаю, что по своей сущности он всегда был троцкистом.

— Вы хотите сказать, что Литвин еще тогда был двурушником?

— Да. Он был двурушником и, как потом оказалось, являлся сторонником троцкистско-зиновьевской линии. Поэтому на мое предложение стать немецким шпионом пошел охотно, думаю, из-за того, что к тому времени левая оппозиция уже получила окончательный провал, а Троцкий вообще был изгнан из СССР.

— В 1933 году Литвин по вашей рекомендации был назначен заведующим отделом кадров ЦК Компартии Украины. Это было сделано по заданию немецкой разведки?

— Да, я получил такое задание от Артнау.

— Какие поручения по шпионажу получал от вас Литвин?

— Эти задания носили подрывной и вредительский характер. Я просил его назначать на руководящие должности людей, которые бы могли своими действиями вызвать недовольство населения Украины, которые бы стали заниматься вредительством, губить продовольствие и скот, срывать выполнение планов промышленностью. Это были скрытые правые и левые оппозиционеры, которые выполняли также задания Зиновьева, Бухарина, Рыкова и других врагов.

— Литвин был подключен вами к основному заданию по вредительству, которое дала вам немецкая разведка? В НКВД вы его взяли тоже по заданию фашистов для организации там шпионско-заговорщической организации?

— Да, это так и было.

— Придя на работу в НКВД, вы перевели туда также еще одного своего сообщника Исаака Шапиро. Когда он был вами завербован?

— Шапиро я знаю с тридцатого года. Он работал в секторе кадров Наркомзема, в котором я был начальник. У меня с ним была хорошая дружба, и я ценил его усердие и грамотность. А когда меня завербовал Артнау и просил находить людей для шпионской работы, я первым делом вспомнил про Шапиро, который был мне лично предан, и мне всегда казалось, что он Советскую власть недолюбливает и к политике партии относится с неодобрением.

— Шапиро проводил по вашему заданию вредительскую деятельность в Наркомземе?

— Да, проводил. Но очень недолго. Я решил взять его в ЦК, так как мне там нужны были люди для подрывной работы.