– А вторая причина, по которой Колон не покинет Испанию между оглашением вердикта и окончанием войны с Гранадой?

– Ему сообщат о принятом решении в письме. И это письмо, хотя в нем и не будет никаких прямых обещаний, тем не менее даст ему понять, что, когда война кончится, к рассмотрению его дела можно будет вернуться.

– Решение закрывает дверь, но письмо открывает окно?

– Чуть-чуть. Но если я вообще знаю Колона, этой маленькой щели в окне будет достаточно. Он очень упорен, и надежда значит для него очень много.

– Если я правильно понимаю вас, отец Талавера, вы вынесли свое личное решение в пользу путешествия?

– Вовсе нет, – сказал Талавера. – Если бы меня спросили, чья карта мира более правильна, думаю, я отдал бы предпочтение Птолемею и Мальдонадо. Однако все это основывалось бы на догадках, поскольку с теми сведениями, которыми мы располагаем в настоящее время, никто этого не знает и не может знать.

– Тогда зачем вы пришли сюда сегодня со всеми этими… предложениями?

– Я бы скорее назвал их игрой воображения, Ваше Величество. Я никогда не осмелился бы предлагать вам что-либо. – Он улыбнулся. – В то время, как другие пытались определить, кто из древних прав в своем представлении о мире, я больше размышлял о том, какое решение будет хорошим и правильным. Я вспомнил, как святой Петр вышел из лодки и пошел по воде.

– Пока не засомневался.

– И затем был поднят рукой Спасителя. Глаза Изабеллы наполнились слезами.

– Вы думаете, им движет Святой Дух?

– Орлеанская Дева была либо святой, либо сумасшедшей.

– Или ведьмой. Ее сожгли как ведьму.

– Именно это я и имею в виду. Кто мог наверняка знать, что ее поступками руководил Бог? И все же французские солдаты поверили в нее, как в слугу Господа, и выигрывали у англичан одно сражение за другим. А что если бы она была сумасшедшей? Что тогда? Они проиграли бы еще одно сражение? И что бы это изменило? Они уже столько их проиграли.

– Значит, если Колон – сумасшедший, мы бы потеряли всего несколько каравелл и немного денег, и путешествие пошло бы прахом.

– К тому же, если я хоть немного знаю Его Величество, он найдет способ заполучить суда почти за бесценок.

– Говорят, если похитить из казны монеты с его изображением, они заверещат.

Глаза Талаверы стали круглыми от изумления.

– Кто это рассказал вам этот маленький анекдот? Она понизила голос. Они и так уже говорили настолько тихо, что донья Фелисия вряд ли могла расслышать их, но тем не менее он наклонился к королеве так, чтобы расслышать ее шепот.

– Отец Талавера, пусть это останется между нами, но, когда эту маленькую шутку впервые произнесли вслух, я при этом присутствовала. Точнее, когда ее впервые произнесли, говорившей была я.

– Я отнесусь к этому, – сказал отец Талавера, – как к словам, сказанным на исповеди.

– Вы такой чудесный священник, отец Талавера. Принесите мне решение, составленное отцом Мальдонадо. И попросите его, чтобы оно не было слишком жестоким.

– Ваше Величество, я попрошу его быть добрым. Но доброта отца Мальдонадо может оставлять шрамы.

* * *

Дико вернулась домой и обнаружила, что родители еще не спят. Они сидели одетые в гостиной, как будто собирались куда-то пойти. Так и оказалось.

– Манджам захотел с нами встретиться.

– В такое время? – спросила Дико. – Ну что же, идите.

– В том числе и с тобой, – сказал отец. Они встретились в одной из небольших комнат Службы, лучше всего приспособленной для наблюдения голографических изображений, выдаваемых Трусайтом II. Дико, однако, и в голову не пришло, что Манджам выбрал эту комнату вовсе не для того, чтобы они могли там уединиться. Но зачем ему понадобился Трусайт II? Он был не сотрудником Службы, а известным математиком, и это означало, что реальный мир его не интересует. Его инструмент – компьютер для операций с числами. И, конечно, его собственный интеллект. Когда Хасан, Тагири и Дико прибыли, Манджам попросил их немного подождать Хунакпу и Кемаля. Наконец все расселись.

– Прежде всего я должен извиниться, – сказал Манджам. – Вспомнив наше последнее совещание, я понял, что мое объяснение температурных эффектов было в высшей степени неудачным.

– Напротив, – возразила Тагири. – Вы объяснили все предельно ясно.

– Я извиняюсь не за отсутствие ясности. Я извиняюсь за то, что не проявил должного сочувствия. Нам, математикам, редко приходится сталкиваться с необходимостью проявлять это чувство. Я и в самом деле думал, что для вас будет утешением узнать, что наше собственное время перестанет быть реальным. Во всяком случае, это было бы утешением для меня. Но ведь я не провожу все свое время, подобно вам, изучая историю. Я и понятия не имею о том огромном… сострадании, которым наполнена ваша жизнь здесь, и в особенности ваша, Тагири. Теперь я знаю, что мне следовало сказать. Что конец будет безболезненным. Не будет никаких катаклизмов. Не будет никакого чувства утраты. Не будет никаких сожалений. Вместо этого появится новая Земля. Новое будущее. И в этом новом будущем, благодаря планам, так блестяще разработанным Дико и Хунакпу, у людей будет гораздо больше возможностей быть счастливыми и осуществить свою мечту, чем в наше время. Конечно, будут и беды, но не столь всеобъемлющие. Вот, что мне следовало бы вам сказать. Вам действительно удастся предотвратить много горя, и к тому же вы не создадите его новых источников.

– Да, промолвила Тагири, – вы должны были это сказать.

– Я не привык оперировать понятиями “горе” и “счастье”. Как вы знаете, для математики горя не существует. В моей жизни профессионала я с ним не встречался. И тем не менее меня это заботит. – Манджам вздохнул. – И даже больше, чем вы думаете.

Что-то из сказанного им озадачило Дико, и как только она поняла, что именно, то сразу же выпалила:

– Мы с Хунакпу еще не закончили работу над планами.

– Разве? – спросил Манджал. Он подошел к Трусайту II и, к изумлению Дико, как специалист стал управлять им. Почти мгновенно он вызвал контрольный экран, которого Дико никогда раньше не видела, и ввел двойной пароль. Мгновение спустя голографический дисплей ожил.

На дисплее потрясенная Дико увидела себя и Хунакпу.

– Просто остановить Кристофоро – недостаточно, – говорила Дико на дисплее. – Мы должны помочь ему и его людям на Эспаньоле создать вместе с тайно новую культуру. Новое христианство, которое будет принято индейцами так же, как во втором веке оно было принято греками. Но этого тоже недостаточно.

– Я очень надеялся, что ты именно так оценишь ситуацию, – сказал Хунакпу на дисплее. – Поскольку я намерен отправиться в Мексику.

– Как так, в Мексику?