– Никогда.

– Почему так уверены? Я, например, уже не так…

За дверью опасно зашевелились. Надо спасаться:

– Мы не полюбим друг друга потому, что так говорит логика. А это крепче приговора.

– Вот как? Но что же мне делать?.. Папенька так надеется…

– А уж это беру на себя, – Ванзаров решительно поднялся. – Не пройдет и двух дней, как все будут счастливы. Слово сыскной полиции. Верите?

Барышня доверчиво кивнула.

Родион протянул ей открытую и честную ладонь:

– Спасибо, что спасли нас от каторги. И останемся друзьями…

К нему потянулись пальчики, которые в этот раз немного дрогнули. Быть может, та самая искра? Быть может: лен и конопля?

Нет и нет!

Голод и жажда! Свобода и приключения!

Родион сделал немыслимое для рыцаря: пожал даме руку.

И сохраняя достоинство, бежал из невестиного дома прочь. Чтоб не пропасть в объятиях Толбушина.

Участок дождался негласного повелителя. К столу выстроилась очередь из желающих доложить. Родион милостиво принял всех и сразу. Чего мелочиться, когда только что спас две юные судьбы от вечной муки.

Чиновники проделали значительную работу. Было установлено, что мещанин Толстиков Дмитрий Иванович проживает в Литейной части столицы в доходном доме Боркина. Родился шестьдесят лет назад в семье мелкого торговца скобяными товарами. У родителей был младшим, имеет еще трех братьев и сестер. Поступил в коммерческую школу, бросил ее и подался в цирк, где прослужил десяток лет сначала ассистентом фокусника, а потом и стал выступать сам. Когда заслужил первый успех у публики, ушел из цирка. Взяв сценический псевдоним «Орсини», стал выступать по концертным залам с сольной программой. Приводов в полицию за пьяное поведение не имеет. Под судом не состоял. Заграничный паспорт не требовал, а значит, никогда не покидал границ империи. Политических взглядов, опасных для существующего строя, не высказывал. Благонадежный и законопослушный гражданин. Хоть и фокусник.

Работа была проделана большая, но для розыска совершенно бесполезная. Ничто не указывало на то, что Орсини самолично кромсал барышень и пил из них кровь. Биография охотника за вампиром это не подтверждала. Хоть бы из мясников он происходил, что ли.

А вот поиск самого влюбленного кровопийцы пока не принес результатов. Были опрошены портье множества гостиниц и меблированных комнат, но нигде не встречался бледный юноша из Одессы. Считая свой долг выполненным, чиновники присоединились к Лебедеву слушать блюзы, распеваемые в камере мистером Вагнером Лавом. Прямо не участок, а музыкальная шкатулка. Только Коля сидел на краешке стула, как на раскаленной жердочке, то и дело подпрыгивая от нетерпения. Оруженосцу хотелось в бой, колоть и рубить, но вражеских орд что-то не было видно. Его мудрый вождь пребывал в состоянии редкой беспомощности: время утекает, а надежных фактов нет. Не хватает сил у логики вытащить ниточку. Крепко застряло что-то во мраке Эреба.

Стараясь не показать растерянность, Родион принялся тереть лоб и хмурить брови: дескать, глубокая работа мысли. Как вдруг многострадальная дверь отлетела в сторону, и в участок ворвался вихрь, произведенный высоким, худощавым господином неуловимой наружности.

– Есть! – закричал он, пылая жаром. – Нашел! В «Варшавской» остановился!

Лучший филер столицы и любимый ученик великого Медникова[20]– Афанасий Курочкин не зря считался уникальным специалистом. Бульдожья хватка, данная ему от природы, дополняла фантастическое умение оставаться невидимым буквально под носом у объекта. Многие считали, что здесь не обошлось без колдовства, но Афанасий секрет не раскрывал, а только ухмылялся, намекая, что использует технику «мертвой зоны». Пышный букет филерских достоинств помогал достать любого хоть из-под земли. От розыска или слежки Курочкина еще никто не уходил.

Концерт был прерван на самом интересном месте. Родион крикнул Лебедева, прихватил старшего городового Семенова, а также городового Егорова и затребовал служебную пролетку. В которую все и поместились кое-как. Городовые стояли на подножках, а Николя втиснулся на козлы, куда же без него.

Гостиница второго разряда «Варшавская» расположилась на Обводном канале – районе, где оборванца или нищего встретишь куда чаще, чем приличного человека. Что поделать: рабочая окраина, фабрики, бараки да трактиры. Номера в гостинице стоили подозрительно дешево, и останавливались в ней только самые неприхотливые гости столицы.

Полицейский отряд оставил за спиной портье и уже стучался в неказистую дверь нумера.

– Ну, что еще? – ответил капризный голос.

– Откройте, полиция! – рявкнул городовой Семенов.

– И так открыто…

Отстранив помощников, Ванзаров вошел первым.

В номере царил чудовищный беспорядок, нет – натуральный бардак. Каждая вещь как будто нарочно снесена со своего места. Смятая одежда, какие-то коробки, пустые бутыли, объедки и даже колесо от телеги, перемешанные винегретом, превратили комнату в отменную помойку. Но не это бросалось в глаза. Повсюду виднелись ярко-красные пятна. А на разобранной кровати – целая лужа. Среди взбитых простыней восседал худощавый субъект в ночной рубашке, бледный ликом. Ворот распахнут, концы тесемок болтались свободно. По грязной ткани жирно расползся кровавый потек, словно ел небрежно и запачкался. Лицо субъекта было в красных брызгах. А на пальце горел перстень.

Найдя условно чистое место для походного чемоданчика, Лебедев осмотрелся и присвистнул от восхищения:

– Роскошный хаос!

Но самое поразительное маячило за кроватью. Обнаженное тело, без сомнения женское, тихо лежало на тахте, а на горле, плечах и груди густо размазались красные пятна. Барышня не шевелилась.

– Да пустите же меня! Что там происходит? Мне же интересно! – донесся из коридора отчаянный призыв оруженосца. Мальчишку придерживал городовой Егоров, как и велели.

Господин на кровати не выражал намерения бежать, или прыгнуть в окно, или обратиться летучей мышью, или что там вытворяют честные вампиры. Только печально вздохнул:

– Чего вам?

– Это вы Семен Аронович Шагальчик, приехавший из Одессы две недели назад? – строго спросил Ванзаров.

– Конечно, я… – признался юноша в кровавых следах. – А чего вам?

– Объясните, что здесь происходит.

– Господа, здесь случилось большое горе!

– Извольте подробности. Откуда столько крови?

– Я убийца!

Привстав на нетвердых ногах, Семен явил голые икры с обильной волосатостью, кое-как слез с кровати и поднял с пола мольберт, на котором оказался холст, густо вымазанный оттенками красного цвета. Угадать в нем женское тело могла только самая отчаянная фантазия.