– Я однажды ехала в поезде, – говорит Пэм, – в Англии дело было. Возвращалась в Лондон из чьего-то особняка под Манчестером. Ровно в одиннадцать часов поезд довольно резко остановился. Да, забыла сказать, это был День Поминовения[21]. Так вот, остановилось все – машины, оборудование всякое. Никакого шума, и все молчат. Тишина полная. На минуту все замолчали и закрыли глаза. Представляете: целая страна зажмуривается на минуту! У меня было ощущение, что мир остановился. Я еще было подумала: «Вот как, наверное, будет выглядеть конец света. Так остановится время». Вот и сейчас у меня почти такое же чувство.

Ветер меняет направление.

– Что за вонь? – удивляется Гамильтон.

Через секунду всем становится ясно, что за запах донес до них ветер.

Гамильтон закатывает глаза:

– Это они, блин! Протёчники!

Пэм вскрикивает и швыряет в него фотоаппарат.

Вернувшись из поездки в дом бабушки и дедушки, Меган вдруг ощущает потребность сделать что-нибудь полезное. Она идет на участок соседа мистера Леннокса, чтобы покормить страусов. Заслышав ее шаги, птицы поднимают шум. Меган пересекает лужайку и распахивает дверь, украшенную ярким рождественским венком. Заглянув в подсобку, она обнаруживает мешки с кукурузой, под которыми погребена даже стиральная машина. Сквозь окошко в гаражной двери птиц не видно, но вдруг, откуда-то из угла, просовываются две злые, глупые физиономии с глазами, будто подведенными тушью от «Мэйбеллин». Страусы что-то тарахтят, и Меган улыбается. Птицы оголодали, и она спешит развязать мешок и засунуть его внутрь гаража. Пока страусы заняты кукурузой, она вытаскивает их поилку и набирает в нее воды из декоративного прудика у дома. Когда она возвращается, страусы настойчиво тычутся клювами ей в руки – они хотят пить. Меган очарована этими диковинными созданиями. Она садится на приступочку и наблюдает за ними.

В гараже, пожалуй, слишком уж мрачно, думает Меган. Наверняка этим птицам нужно много света и воздуха. Она проходит в глубь гаража в поисках какой-нибудь штуковины, которой можно было бы подпереть дверь, не захлопывая ее целиком. Бам! Страусы одновременно бросаются к незапертой двери, врываются в дом, переворачивают вверх дном кухню и гостиную, а затем устремляются к входной двери, которую Меган, конечно же, забыла закрыть.

«Вот блин! – думает она. – Опять родео».

Она выбегает на лужайку и видит двух улепетывающих со всех ног птиц, они потешно взмахивают коротенькими крылышками. Страусы исчезают в лесу – с таким же успехом их можно было бы бросить в воду, привязав к ногам груз.

Вечером Лайнус снова заводит генератор. Электрическое освещение придает дому атмосферу псевдостабильности, какого-то притворного спокойствия.

Карен вновь водружает на голову пакет из темной бумаги и рассказывает о том, что творится в мире.

– На террасе кафе-мороженого в Цюрихе – скелеты.

– Как скелеты? Уже?

– Нет, это из будущего. Вот еще. Макинтошевский компьютер свалился на пол. Это в Иокогаме, филиал банка Суми… Суми… Сумимото. Одни обрывки какие-то. Вот рассвет над Эквадором, какая-то канализационная труба в лучах утреннего солнца, а рядом – опять труп. Еще… еще я вижу пятерых лыжников в ярких комбинезонах. Они так и уснули прямо на склоне горы в Шамони. В Миссури железнодорожный вагон сошел с рельсов. Миллионы лотерейных билетов – ну, таких, где стираешь защитный слой и сразу видишь, выиграл или нет, – все вывалились в ручей. Вена, там… две девчонки заходят в магазин, набивают карманы шоколадом и… и… все. Они уже спят. Обе.

– Кари, а что-нибудь, что к нам ближе, ты можешь разглядеть? – спрашивает Венди. – Отец мой, например. Что с ним?

– Дай руку.

Венди протягивает руку, Карен берет ее ладонь в свою и говорит:

– Он спит. В своей постели. Он ничего не успел узнать о том, что творится, ничего не понял. Прилег вздремнуть и во сне уснул. Я понятно говорю?

– Да.

Все тоже хотят узнать о судьбе близких и по очереди подают Карен руки. Отец Гамильтона уснул на пляже, его тело унесло в море приливом. Мама уснула в одном из торговых центров Торонто. Родители Ричарда уснули в машине, стоя в очереди на пересечение границы. Родители Пэм вышли из машины и пошли пешком. Они успели прошагать с полмили уже на канадской стороне, а затем тоже уснули. Родители Лайнуса погибли в автомобильной катастрофе на автостраде неподалеку от Лэнгли.

После минутной паузы Ричард спрашивает:

– А что с Лоис и Джорджем?

– Они спят. Мама уснула в «Парк-Рояле», папа – у себя в мастерской.

– Понятно.

Генератор чихает, затем снова продолжает работать нормально. Вслед за ним пару раз моргают лампочки. Все вдруг почувствовали себя слабыми и беззащитными. Свойственное молодости чувство бесконечности жизни, поддерживавшее их до этого момента, разом исчезает.

– Ричард, помоги снять мешки: я предлагаю пойти прогуляться, всем вместе.

– Так ведь дождь…

– И что с того? Возьмем фонарики да оденемся потеплее.

Через несколько минут все семеро уже идут по улице. Дождь льет как из ведра. Можно подумать, что небо превратилось в море.

– Смотрите, – говорит Пэм, – каждая капля – едва ли не стакан воды.

Никто не помнит, когда в последний раз шел такой ливень. Вода обрушивается им на плечи и на головы. Вода оглушает их. Они идут дальше по знакомой улице, фонарики здесь не нужны. Карен едет в инвалидном кресле. Все промокли до нитки. Всем больно и грустно. Вот и конец улицы.

Ричард спрашивает:

– Карен, ты не хочешь сказать, зачем ты… зачем мы сюда пришли?

– Ричард, – несмотря на дождь, заливающий лицо, проникающий за воротник и под капюшон, Карен пристально смотрит прямо в глаза Ричарду. – Понимаешь, конец света – он ведь не такой, как в голливудских фильмах: эффектные взрывы, главные герои, совокупляющиеся посреди всего этого дурдома, улыбки во весь рот, кровью все залито, искры из глаз. Чушь все это. Фуфло.

– Значит, ты говоришь…

– Я говорю: «Тсс!» – шепчет Карен,

Они стоят под дождем, насквозь промокшие, в самом конце Рэббит-лейн, где кончается асфальт и начинается лес.

– Слушайте. Во Флориде живет пожилая женщина. Сейчас она на кухне; под потолком позвякивают от движения воздуха колокольчики, на стульях стоят пакеты с продуктами – вчера она ходила в магазин, да так и не разложила покупки по полкам. На улице свежо, на женщине ночная сорочка. Она выходит из дома и идет к пристани, это совсем рядом. Теплый ветерок дует ей в лицо, проникает сквозь тонкую ткань. Она садится на доски и смотрит в небо – на звезды и спутники. Она вспоминает семью, детей, внуков. Она улыбается и начинает мурлыкать песню, которую ее внуки крутили день и ночь напролет всю прошлую неделю. Вроде «Bobo and the Jets»? Нет, «Benny and the Jets». Вдруг ее начинает клонить ко сну. Она ложится прямо на пристань, закрывает глаза и засыпает. Все. Она последняя. Мир кончился. Начинается наше время.