Минуту спустя ворота распахнулись. Я тоже задержался погладить адских псов через решётку, ну и сухарём угостить, кто поближе. Кому не хватило, за ухом почесал, с осторожностью, чтоб руку об иглы не поцарапать. Страшные они, лютей собак на всём белом свете нет, а вот ко мне прикипели, слушаются как маму…

Когда вошёл в Катины палаты, она и впрямь стояла у большущего короба с ручкой, в синих штанах с рисунком и клёпками, толстой кофте под горло, волосы собраны на затылке. В размышлении покачивала в руках изящные черевички с длиннющим каблучком.

— Привет, мой герой! Иди сюда, я тебя поцелую. Нет, погоди, вот смотри сначала: зонт я взяла, четыре платья на смену, две юбки, пеньюар, ночную рубашку, распечатку отчёта, планшет вместо ноутбука, музыку в плеер накачала, фотоаппарат, сотовый, фен тоже взяла, маникюрный набор, прокладк… упс… Пардон, милый, прости, забылась. Что ещё, вторые туфли брать или лучше сапоги? А зачем они мне там? Не знаю, но вдруг… Книжку не беру, читать некогда будет. Или взять, как посоветуешь? Возьму! Ничего не забыла? Блин, чемодан уже не застёгивается… Тапочки! Ой, я дура, чуть без тапок не уехала… Помоги закрыть.

Я послушно прижал её короб двумя руками, пока она быстро застегнула чудной замок по всей длине, больше похожий на зубчики пилы или какое-то орудие пытки. Не дай бог таким что важное защемить…

— Так. Всё. Сядем на дорожку. — Моя любимая присела прямо на скрипнувший чемодан, а я, оглядевшись, сел на крутящийся стул. Не очень удобно, чуть не навернулся, Катенька грозно цыкнула на меня.

Мы посидели в тишине, и на раз-два-три-четыре-пять она вскочила.

— Ничего не трогай. В розетки пальцами не лезь. Всё, что надо, в холодильнике. Туалет и душ сам знаешь где. Постель чистая, будешь спать, снимай сапоги и портянки. Я вернусь послезавтра. Всё, целую! — Она крепко обняла меня, расцеловала в обе щеки и ещё раз предупредила: — Главное, сиди тихо и ни во что не вмешивайся. Я буду на связи. Чмок в щёчку!

Мне даже слово вставить было некуда. Она бегом метнулась к странному шкафу с надписью «лифт», нажала кнопку, шагнула внутрь, закатив с собой короб, у которого внизу оказались колёсики, и послала мне воздушный поцелуй. Двери захлопнулись.

— Иловайский, я тебя обожа… — Конец фразы растаял в неясном механическом гуле.

Ну и… А всё, кажись, уехала. Я, невзирая на предупреждения, нажал ту же кнопку на шкафу — он послушно распахнулся, но внутри никого не было. Волшебство-о… И что ж теперь делать?

— Полно вам, снежочки, на талой земле лежать, полно вам, казаченьки, горе горевать! Оставим тоску-печаль во тёмном во лесу! Будем привыкать к азиацкой стороне, казаки-казаченьки, не бойтесь ничего-о… — негромко пропел я более для того, чтоб услышать в тишине хоть свой собственный голос. Остаться в доме любимой девушки, когда она сама его покинула, — дело не такое простое, как кажется, и на грустные мысли наводит…

Может, надо было набиться к ней в провожатые? Мало ли чего опасного на этих научных конференциях, так защитил бы звездочку свою кареокую от всякого зла или на худой конец чемодан её чудной с колёсами таскать помог бы. А то сиди тут, пялься в волшебную книгу…

Кстати, интересно, а она работает? В принципе основы включения я знал, Катенька сама показывала, но вдруг она книгу предупредила, чтоб чужому не открывать? Хотя я тут вроде уже и не чужой, мне-то попробовать можно?

Я осторожно нажал знакомую кнопку и держал, пока не вспыхнут огоньки. Получилось! Правда, когда осветилась вся половина волшебного ноутбука, то на экране появилось строгое Катино лицо и предупреждающая надпись:

«Узнаю, что лазил по порносайтам, — убью!»

— Знать бы ещё, что это и где находится, тогда бы точно не полез, — задумчиво ответил я, поклонился книге и попросил: — А город посмотреть нельзя ли?

В ответ на мою скромную просьбу первая надпись ушла и появилась другая:

«А вот веб-камеры я специально оставила включёнными. Любуйся. Только руками ничего не лапать, слюнями никуда не капать! Усёк? Целую!»

Вслед за этим её портрет разбежался во все стороны тысячей весёлых искорок, открывая мне шесть небольших квадратов, в каждом, словно в оконце, была видна какая-то часть Оборотного города. И в каждом было что посмотреть. Тем более когда я догадался тыкать в квадратики стрелочкой и они росли, а нажав на крестик в углу, так же резко уменьшались. То есть самое интересное можно было и увеличить для рассмотрения.

Например, как Моня и Шлёма шли к арке, а потом красовались друг пред дружкой своими молодецкими личинами. Потом ещё три юные ведьмы в неглиже, стоя на балконе, по очереди вызывающе курили турецкий кальян, а на них снизу облизывался прыщавый колдун, в которого они плевались абрикосовыми косточками. Или кабак Вдовца, куда пытался войти тот самый здоровущий ёж, более похожий на свинью с иголками, к тому же уже изрядно поддатый. А кроме этого, целая делегация бесов, разнаряженных, как на парад, дружно марширующих с какой-то длиннющей петицией в руках. Бывает же такое, представляете, а?

Короче, ерунда всякая, я уже протянул руку, чтоб нажать на все крестики, а потом спросить книгу, что ж это за зверь «порносайт», вдруг подскажет, но… То есть очень запоздало сообразил, куда и зачем идут бесы, а когда вдруг вспомнил, экран показал, что они шумной толпой встали прямо у наших медных ворот. И ведь пригласил их сюда не кто-то там, а ваш покорный слуга…

— Иловайский, открывай!

— Чего надо от грозной Хозяйки?! — старательно подражая Катерине, безумнейшим фальцетом пропел я. Видимо, репродукторы тоже были включены, потому что бесы едва не рухнули с копыт от хохота…

— Хорунжий, мать твою… Ты бабу-то из себя не строй, а то мы не знаем, кто в теремочке живёт… И с кем!

Ах так?! Я вспыхнул и, твёрдой рукой взявшись за красный рычаг на стене, резко повернул его вниз. На две минуты две львиные головы превратили площадку перед воротами в огненный ад! Когда пламя отревело своё, на меня через экран изумлённо вытаращились маленькие, чёрные, лысые пигмеи с рожками. Одежда, волосы, шерсть — всё сгорело подчистую!

— И петицию нашу сжёг, на фиг… Зря только всем взводом старались, — шёпотом пропищал кто-то.

Остальные зашикали на него:

— Скажи спасибо, дурилка, что хоть живыми оставил. Иловайский, он шуток не понимает, у него мозги по казачьему уставу отредактированы, вот и…

— Эй! — Я собрался было ещё раз пыхнуть огнём, но передумал. — Чего надо было, с чем припёрлись?

— Вот и разговор по существу пошёл, — откликнулись обрадованные бесы, организованно отступая подальше и уже оттуда крича: — Ты ж вроде сам просил захаживать с претензиями? Ну мы сдуру и поверили…

— Погорячился, виноват.

— А-а, ну с кем не бывает, — переглянулись они, но ближе не подошли. — Мы без обид. Ты когда-никогда всё равно через арку пойдёшь — небось сочтёмся…

— Выкладывайте, только покороче, суть претензий.