— Поэтому он на последние деньги выпил пива, пошел домой и открыл газ. Но до этого Как-его-там-зовут, который находился в городе и хотел побыстрее закончить свою работу, успел побывать у него в квартире и подложить свое веселенькое изобретение в кровать Мальма. На следующий день Как-его-там-зовут улетел на самолете в Неизвестно-куда. А мы остались с носом. Как копы в фильмах киностудии «Кистоун». Теперь, конечно, выглядит полнейшим идиотизмом, что куча народу, в том числе, ты, я, Рённ, Ларссон, целых пять месяцев бессмысленно искали человека, который умер за месяц до того, как мы начали розыск, и другого человека, чьего имени мы не знаем и который с самого начала был вне пределов нашей досягаемости.

— Возможно, он еще вернется, — задумчиво сказал Мартин Бек.

— Оптимист, — заметил Колльберг. — Он больше никогда здесь не появится.

— Гм, — хмыкнул Мартин Бек. — Я в этом так не уверен. Подумай об одном существенном обстоятельстве. У него есть важное положительное качество, которое позволяет ему здесь работать. Ведь он говорит по-шведски.

— Да. Где же, черт бы его побрал, он мог так хорошо выучить язык?

— Наверное, какое-то время работал я Швеции или был здесь во время войны как беженец. В любом случае он окажется чрезвычайно ценным, если «фирма» решит вновь открыть стокгольмский филиал. Кроме того, он даже не догадывается, что нам известно о его существовании. Вполне вероятно, что он снова может появиться здесь.

Колльберг наклонил голову в сторону и с сомнением посмотрел на Мартина Бека.

— А о другом ты думал? — спросил он. — Даже если он вернется и сам к нам придет, что мы сможем доказать? Ведь он имел полное право находиться в Сундбюберге.

— Да, в пожаре мы не сможем его обвинить, но против него имеется достаточно улик в Мальмё, в деле об убийстве Олафсона.

— Верно. Но об этом пусть голова болит не у нас. И вообще, он никогда сюда не вернется.

— Я все же в этом не убежден. Я попрошу Интерпол и французскую полицию сообщить нам, если он объявится.

— Твое дело, — зевая сказал Колльберг.

Прошел месяц. Леннарт Колльберг сидел в своем кабинете в Вестберге, размышляя над тем, куда могла запропаститься семнадцатилетняя девушка. Люди постоянно исчезают, особенно девушки, и главным образом летом. Почти все они появляются снова, некоторые ухитряются добраться до Непала, чтобы накуриться там опиума, другие позируют голыми для немецких порнографических журналов, чтобы заработать немного денег, а остальные отправляются с друзьями за город и просто-напросто забывают позвонить своим родителям. Однако эта девушка, по-видимому, действительно исчезла. Она улыбалась на фотографии, которая лежала перед ним, и он мрачно подумал о том, что ее, возможно, найдут не такой веселой на дне Ла-Манша или какого-нибудь озера в национальном парке в Накке.

Мартин Бек был в отпуске, а Скакке отсутствовал, хотя ему было велено находиться под рукой.

Шел дождь, освежающий летний дождь, он смывал пыль с листьев и весело барабанил по оконному стеклу.

Колльберг любил дождь, особенно такой освежающий дождь после невыносимой жары и с удовольствием смотрел на тяжелые серые тучи, в просветы между которыми пробивались дрожащие лучи солнца. Он думал о том, что скоро будет дома, не позднее половины шестого, хотя это тоже поздно, потому что сегодня суббота. И как назло в этот момент зазвонил телефон.

— Привет. Это Стрёмгрен.

— Привет, — буркнул Колльберг.

— Я получил какой-то телекс и ничего не могу в нем понять.

— Откуда?

— Из Парижа. Мне только что принесли перевод. Послушай. Разыскиваемый Ласаль летит из Брюсселя в Стокгольм. Дополнительный рейс SN ХЗ. Время прибытия в Арланду восемнадцать часов пятнадцать минут. Паспорт марокканский, на имя Самира Мальгаха.

Колльберг ничего не сказал.

— Телекс предназначен Мартину Беку, но он в отпуске. Я ничего не могу понять. А ты что-нибудь понял?

— Да, — ответил Колльберг. — К сожалению, понял. Сколько у нас сейчас людей?

— Здесь? Практически ни одного. Кроме меня. Может, позвонить в участок округа Мерста?

— Не суетись, — устало сказал Колльберг. — Я беру это дело на себя. Так ты говоришь, в четверть седьмого?

— Восемнадцать часов пятнадцать минут. Так здесь написано.

Колльберг взглянул на часы. Начало пятого. Времени вполне достаточно.

Он нажал рычаг телефона и набрал свой домашний номер.

— Похоже на то, что мне придется съездить в Арланду.

— Вот черт, — сказала Гюн.

— Совершенно с тобой согласен.

— Когда ты вернешься?

— Надеюсь, не позднее восьми.

— Поторопись.

— Будь целомудренной в мое отсутствие. Пока.

— Леннарт?

— Что?

— Я люблю тебя. Пока.

Она быстро положила трубку, и он не успел ничего сказать. Он улыбнулся, встал, вышел в коридор и закричал:

— Скакке!

Ответом ему был лишь шум дождя, однако теперь этот шум как-то его не радовал.

Ему пришлось обойти практически весь этаж, прежде чем удалось обнаружить единственного полицейского.

— Где болтается этот Скакке, черт бы его побрал?

— Он играет в футбол.

— Что? В футбол? При исполнении служебных обязанностей?

— Он сказал, что это очень важный матч и что он вернется до половины шестого.

— В какой команде он играет?

— В команде полиции.

— Где?

— На стадионе «Цинкенсдамм». Кстати, он заступает на дежурство только в половине шестого.

Это была правда, но легче от этого не становилось. Колльберга вовсе не привлекала перспектива ехать в Арланду одному, и он на всякий случай хотел взять с собой Скакке, чтобы тот подстраховал, когда Колльберг будет обмениваться рукопожатием с Как-его-там-зовут. Если, конечно, до этого вообще дойдет дело. Он надел плащ, сел в машину и поехал на стадион.

Афиши у стадиона сообщали зелеными буквами на белом фоне: СУББОТА 15.00 СПОРТИВНЫЙ КЛУБ ПОЛИЦИИ — СПОРТИВНЫЙ КЛУБ РЕЙМЕРХОЛЬМ. Над Хёгалидской кирхой изогнулась сверкающая радуга, и над зеленым газоном стадиона теперь моросил лишь мелкий дождичек. По раскисшему полю бегали двадцать два промокших игрока, а вокруг него собралось около сотни зрителей, которые, судя по всему, явно скучали.

Колльберг совершенно не интересовался спортом. Он мельком взглянул на поле и направился в дальний конец, где увидел полицейского в штатском, который, нервно потирая ладони, одиноко стоял у бровки.

— Вы, кажется, тренер или как там это у вас называется?