К осени 2010 года Кабул был переполнен слухами о новом канале связи между Карзаем и руководством талибов. Помощники Карзая провели ряд встреч со связником, который пересек пакистано-афганскую границу и которому коалиционные силы обеспечили безопасный проход по контролируемой ими территории. На одном из этапов он был доставлен на самолете НАТО в Кабул для личной встречи с Карзаем. Этот человек утверждал, что он является муллой Ахтаром Мухаммадом Мансуром, высокопоставленным полевым командиром талибов, и готов заключить сделку. Как сообщалось, некоторым захваченным боевикам движения «Талибан» показали его фотографию и они подтвердили его личность. Перспектива была многообещающей.

В октябре на саммите НАТО в Брюсселе, в Бельгии, меня с Гейтсом попросили прокомментировать эту информацию. Мы оба подчеркнули свое стремление использовать любую возможность для обеспечения процесса примирения, но наряду с этим я предупредила:

— Существует множество различных выразителей повстанческого движения, которые могут на законных основаниях представлять его интересы, а могут и не представлять или же лишь предъявить готовность и искреннее стремление к примирению.

К сожалению, мой скептицизм оказался оправданным. В Афганистане эта красивая история начала рушиться. Некоторые афганцы, которые знали Мансура в течение многих лет, заявили, что этот переговорщик совершенно не был похож на него. В ноябре издание «Нью-Йорк таймс» сообщило, что афганское правительство определило данного человека как самозванца, который вовсе не являлся членом руководства движения «Талибан». «Таймс» назвала это «эпизодом, который, возможно, был списан из какого-нибудь шпионского романа». Для Карзая это явилось горьким разочарованием.

В то время как афганцы постоянно терпели неудачи, оказываясь то в одной тупиковой ситуации, то в другой, Холбрук и его команда, в состав которой, в частности, был включен и известный теолог Вали Наср, сосредоточили основные усилия на Пакистане, который, по их мнению, являлся ключом к разгадке афганской головоломки. Нам было необходимо, чтобы у пакистанцев появилась заинтересованность в будущем Афганистана. Нам следовало убедить их, что они гораздо больше получат от мира, чем от продолжения конфликта.

Ричард обратил внимание на «соглашение о торговле и транзите» между Афганистаном и Пакистаном, работа над которым застопорилась еще в 1960-х годах. Доработка и реализация этого документа могла бы привести к снижению торговых барьеров и обеспечению движения через границу, которая в последние годы чаще всего использовалась для передвижения войск и доставки оружия, прежде всего промышленных изделий и товаров широкого потребления. Ричард рассудил, что если бы афганцы и пакистанцы смогли вместе торговать, то, возможно, они научились бы взаимодействовать в борьбе с боевиками, которые представляли для них общую угрозу. Рост масштабов торговли мог бы стимулировать экономику с обеих сторон границы и стал бы альтернативой экстремизму и повстанческому движению, не говоря уже о том, что каждая из сторон была бы больше заинтересована в успехе другой стороны. Ричард успешно подтолкнул обе страны к возобновлению переговоров на данном направлении и урегулированию имевшихся противоречий.

В июле 2010 года я прилетела в Исламабад, столицу Пакистана, чтобы принять участие в официальном подписании данного соглашения. Министры торговли Афганистана и Пакистана сидели рядом друг с другом, глядя на толстые зеленые папки перед собой — это как раз и было доработанное окончательное соглашение. Мы с Ричардом стояли за ними, рядом с премьер-министром Пакистана Юсуфом Резой Гилани. Мы смотрели, как мужчины аккуратно подписали соглашение, а затем встали, чтобы пожать друг другу руки. Все аплодисментами приветствовали этот важный шаг, надеясь, что он будет представлять собой не только новое коммерческое соглашение, но и новый тип мышления.

Это был первый кирпичик в той структуре, которую мы стали называть «новым Шелковым путем», первый вклад в создание сети разветвленных коммерческих, транспортных и иных связей, которые объединят Афганистан с его соседями, обеспечивая их заинтересованность в поддержании общего мира и безопасности. В течение последующих нескольких лет Соединенные Штаты выделили 70 миллионов долларов на существенную модернизацию основных транспортных коммуникаций между Афганистаном и Пакистаном, в том числе через знаменитый Хайберский перевал. Мы также способствовали тому, чтобы Пакистан предоставил Индии статус «страны, пользующейся режимом наибольшего благоприятствования», а Индию поощряли к тому, чтобы она сняла ограничения на инвестиционные и финансовые потоки со стороны Пакистана. Обе страны продолжают двигаться вперед в этом направлении. Учитывая то недоверие, которое существует между ними, добиться этого было далеко не легкой задачей. В Афганистан в интересах местных предприятий стало поступать электричество из Узбекистана и Туркменистана. Было организовано новое железнодорожное сообщение от границы Узбекистана до города Мазари-Шариф на севере Афганистана. Началась разработка планов по строительству трубопровода, который в один прекрасный день мог бы обеспечить транспортировку через Афганистан природного газа объемом в миллиарды долларов из богатой энергоресурсами Центральной Азии в испытывающую энергетический голод Южную Азию. Все эти достижения являлись долгосрочными инвестициями в более мирное и процветающее будущее региона, который слишком долго страдал от конфликтов и междоусобицы. Несомненно, это был достаточно сдержанный прогресс, однако даже в краткосрочной перспективе эти успехи рождали чувство оптимизма и движения вперед и были крайне необходимы.

В ходе этой поездки в Исламабад в июле 2010 года (как и в ходе любого другого визита сюда) я настойчиво пыталась добиться того, чтобы руководители Пакистана стали рассматривать войну в Афганистане в качестве общей ответственности. Нам была необходима их помощь, чтобы талибы прекратили использовать пакистанскую территорию в качестве укрытия, из которого они, перейдя границу, организовывали в Афганистане беспощадные нападения. Как постоянно подчеркивал Ричард, без поддержки Пакистана дипломатическое решение конфликта было невозможно. В ходе телевизионного интервью, которое было организовано в резиденции нашего посла с пятью пакистанскими тележурналистами (это была часть моего плана, чтобы враждебно настроенная пакистанская пресса обошлась со мной как с боксерской грушей, но одновременно бы и осознала, насколько серьезно я была настроена на активное участие в урегулировании), меня спросили, возможно ли такое урегулирование, если одна из конфликтующих сторон продолжает вести на поле боя активные боевые действия.

— Нет никакого противоречия между стремлением нанести поражение тем, кто полон решимости продолжать воевать, и предоставлением соответствующей возможности для тех, кто готов вернуться к мирной жизни, — ответила я.

По сути дела, мы с Ричардом все еще питали надежду на то, что высшие руководители движения «Талибан», возможно, в один прекрасный день изъявят готовность к переговорам. В этой связи необходимо упомянуть некоторые интригующие события. Осенью 2009 года Ричард посетил Каир и был информирован египетским руководством о том, что некоторые представители талибов, в том числе помощник высшего руководителя, муллы Омара, недавно встречались с ними. В начале 2010 года один немецкий дипломат сообщил нам, что он также встретился с этим помощником, на этот раз в одной из стран Персидского залива, и что у этого помощника, похоже, есть прямой выход на неуловимого лидера талибов. Самое интересное заключалось в том, что он, как сообщалось, хотел найти способ переговорить непосредственно с нами.