Декстер поднялся со скамьи и пошел в сторону садового домика. Отступать было поздно, и Санди двинулась за ним. В тот момент, когда она переступала порог таинственной «лаборатории», в груди у нее что-то дрогнуло. Конечно, болезнь юноши, окруженная трогательным ореолом компенсаторных фантазмов, вызывала у Санди искреннее сочувствие, но в то же время она ему не доверяла. Как только они оказались наедине в закрытом помещении, Санди стало страшно.

Достав с одной из полок бутылочку из-под содовой, Декстер протянул ее Санди.

– Возьмите, – сказал он, – и выпейте до конца. Вы первая обретете бессмертие в памяти детей и ваших внуков, ибо воспоминания будут прибавляться с каждым новым поколением, и через столетие у ваших потомков в головах будет целый народ. Огромная толпа, нация. Единственная стоящая нация – их семья. В этой людской массе вы как бриллиант засверкаете особым блеском, потому что были первой, прародительницей. Не бойтесь, пейте.

Сандра покорилась. Еще до того как поднести горлышко бутылки ко рту, она уже знала, что ей предстоит выпить сперму. В бутылке находилась сперма Декстера Маллони. Какой смысл он в это вкладывал? Символическая форма процесса оплодотворения? Завуалированный половой акт или…

Или он просто решил над ней поиздеваться?

Отказаться и вторично вызвать его гнев? Рисковать она не имела права. Тремя быстрыми глотками Санди осушила бутылочку, изо всех сил стараясь скрыть отвращение. Действительно он так наивен или, напротив, прекрасно знает, что делает? Ей, вероятно, удалось бы это определить по выражению его лица, но, как назло, в домике было темно. Мучительно борясь с собой, чтобы тут же не извергнуть выпитое на ботинки своего «короля», Санди подумала, что дорого бы сейчас дала за стакан виски.

– Вот и отлично, – прошептал Декс. – Дело сделано. Пока вы ничего не чувствуете, но ваши дети будут этим пользоваться с момента рождения. Теперь вы должны с вниманием относиться к каждому своему поступку. Помните: потомки получат доступ к вашим воспоминаниям и смогут вас осудить. Все, что с вами происходит, начиная с этой минуты станет достоянием тех, кто родится от вашей плоти. Представьте, что ваши воспоминания записываются на вечный, не подвластный разрушению носитель. Они будут передаваться из одной головы в другую, и так бесконечно.

Сандра его не слушала. У нее было единственное желание: поскорее забежать в туалет и хорошенько прополоскать рот. На языке до сих пор держался вкус спермы – вкус сырой, не очень свежей рыбы.

– Пойдемте… – неожиданно произнес Декстер. – Я поговорю с ребенком, который лежит в комнате наверху.

«Все-таки я своего добилась», – подумала Санди, с трудом сдерживаясь, чтобы не вытереть губы носовым платком.

Санди нервничала. Ее по-прежнему тошнило, да и рана не переставала о себе напоминать. Покинув больницу, она первым делом доехала до винного магазина, купила бутылку виски «Джимми Бим» и, свернув в тихий переулок, сделала три больших глотка. Алкоголь сразу ударил в голову. Декстер не подвел Санди: он действительно пошел вместе с ней к Робину и, сидя у изголовья его кровати, долго рассказывал о Южной Умбрии. Робин никак на это не реагировал, но Санди знала, что чудес не бывает, и не пришла в отчаяние от апатии ребенка, воспринимая ее как должное.

– Завтра мы все начнем сначала, – ободрил Декстер. – Мальчишка тоже может стать моим подданным. Для успешного внедрения передающегося универсального знания мне понадобятся испытуемые.

Итак, контакт между подростками был наконец установлен.

Надеясь справиться с тошнотой, Санди решила пообедать в кафе. По дороге она невольно спрашивала себя, что, интересно, мог подумать Миковски о ее стратегических планах? Внезапно Санди вспомнила, что совсем забыла выполнить приказ шефа – сфотографировать бумажное «королевство». Однако дела следствия ее больше не интересовали, главное – поскорее вывести Робина из небытия.

«Досадно, – сказала она себе, – ведь он никогда не узнает, на что я ради него пошла, маленькая дрянь!»

Санди разглядывала людей, сидевших за соседними столиками, и ее просто распирало от смеха. «Как, вы не знаете? – хотелось ей крикнуть. – Сегодня я выпила сперму сумасшедшего! Гениальный ход, не правда ли?»

Пытаясь настроиться на серьезный лад, Санди стала размышлять о том, почему Декстер, зная, где находятся похитители, ни разу не попытался убежать из лечебницы, чтобы до них добраться. За юношей практически никто не следил, и он легко мог выйти за ограду, раздобыв предварительно какую-нибудь одежду.

«Все не так просто, – рассуждала Санди. – Декстер слишком долго пробыл в больнице и боится свободы. Но главное – страх, что его вновь отвергнут. Юношу наверняка пугает мысль, что родители захлопнут перед ним дверь, даже если у него хватит смелости в нее постучать. Вот почему он ничего не предпринимает – не хочет новых разочарований. Даже имея шанс вернуться, Декстер предпочитает не рисковать. Он просто не сможет пережить этого дважды».

Официантка принесла ее заказ – сырный салат. Через минуту Санди погрузилась в мечту о том, как она будет жить в больнице рядом с Робином, сидя у его изголовья, вдали от людей и всего мира… Ее охватило ощущение счастья, близкое к эйфории.

«Мощный выброс эндорфина…» – мелькнуло у нее голове.

Санди улыбнулась. Если уж сравнивать Робина с «гормоном радости», похожим на морфий веществом, которое вырабатывается в человеческом мозге, то следует немедленно включить имя ребенка в список наиболее опасных наркотиков.

Не успела Санди вернуться в мотель, как зазвонил ее мобильный телефон. Оказалось, что в город только что приехала Джудит Пакхей. Она рассчитывала пробыть в Баунти-Прайор три дня и хотела поскорее увидеть сына. Мать Робина выпалила все это не переводя дыхания, словно в дороге затвердила свой рассказ наизусть. Требовательный, почти агрессивный тон Джудит говорил куда больше: на сей раз она не даст себя провести и будет действовать самостоятельно. Сандра скрепя сердце назвала ей адрес больницы. Они условились, что встретятся завтра в десять часов утра возле поста охраны.

Как только связь прервалась, Санди пошла в ванную и долго чистила зубы. Она слишком много выпила, у нее кружилась голова.

Ночью ей приснился сон о передающемся универсальном знании. У нее родился ребенок, точная копия Робина. В два года дитя уже обладало навыками профессионального психолога… Кроме того, ему была известна вся жизнь Санди до момента зачатия. Ребенок получил доступ к тайным закоулкам материнского сознания, ее «интимным дневникам». Секреты Санди перешли в его мозг, и он мог перелистывать эти дневники когда хотел… что и делал с большой охотой. Санди попала в затруднительное положение, ведь отныне ей приходилось играть в открытую. Она стала прозрачной: не могла солгать или сплутовать.

Постепенно сон потерял ясные очертания, стал путаться. Санди умерла. Робин тоже скончался, однако оба продолжали существовать в памяти потомков. Их «интимные дневники» слились в одно целое, увеличив объем «наследства», которое передавалось дальше благодаря действию «универсального знания». Вот когда начался настоящий кошмар! Правнуки Санди начали сходить с ума, поскольку не могли вынести страшного груза внедрившихся в их мозг чужих воспоминаний. Полчища фантомных предков, поселившихся в их сознании, вызвали у них синдром множественного расщепления личности. Не имея возможности разобраться в чудовищном конгломерате воспоминаний, потомки уже не знали, что принадлежит лично им, что они действительно прожили… Они все путали: амурные приключения прабабки и собственный любовный опыт, каждый из них перестал воспринимать себя как лицо конкретного пола, превращаясь то в мужчину, то в женщину в разное время суток. Исчезли такие понятия, как прошлое, настоящее, пол, возраст.