И командир корпуса потребовал в ближайшее время научить полки и подразделения организовывать оборону, прежде всего ее основу — оборону противотанковую. Он подробно рассказал о роли и месте артиллерии, инженерных подразделений, штурмовых групп, порекомендовал командованию дивизии установить более тесное взаимодействие с находящимися в районе дислокации соединения долговременными огневыми точками укрепленного района.

— Проверка показала, — сказал Родион Яковлевич, — что некоторые командиры слабо знают вероятного противника. У иных командиров проявляются опасные тенденции шапкозакидательства. У нас нет для самоуспокоения никаких оснований. В этом проявляются близорукость, командирское бескультурье, а иногда просто головотяпство и незнание или забвение военной истории.

Я внимательно следил за залом. Набор эпитетов, адресованных комкором в адрес шапкозакидателей, возымел действие. Некоторые еще ниже опустили головы.

— Наиболее опасное на войне — недооценить противника и успокоиться на том, что мы сильнее. Это самое тревожное из всего, что может вызвать поражение на войне… Вот чему учил нас Ленин, — подчеркнул Родион Яковлевич и начал детально говорить о боевой подготовке, вооружении и агрессивных намерениях германского фашизма и его сообщников. Он прямо заявил, что войны с Германией, судя по всему, нам не избежать.

Чувствовалось, что Родион Яковлевич превосходно знает военную историю и арсенал своих знаний отлично применяет для обоснования каждого выдвинутого им положения.

— Средневековый полководец — это не стратег, а лишь первый рыцарь своей армии… — начал обоснование своей мысли комкор.

(Замечу попутно, что эти слова я впервые услышал от Малиновского и только много лет спустя, изучая в академии Генерального штаба фундаментальную работу А. Свечина «Эволюция военного искусства», узнал, откуда их взял Родион Яковлевич.)

— …Почти до конца девятнадцатого века, — продолжал комкор, — потребность в творчестве оставалась привилегией верховного командования. Даже в армии Наполеона маршалы и начальник штаба Бертье были прежде всего прекрасными исполнителями воли императора. Но уже русско-японская война показала огромную потребность в творческом подходе командиров всех рангов к управлению, в инициативе каждого воина. Без инициативного, сознательного солдата и матроса невозможен успех в современном бою — вот один из основных выводов этой войны. Маневренный характер начала первой мировой войны еще более усилил эту тенденцию. Наконец, характер военных действий в Испании и при захвате фашистской Германией Польши свидетельствует, что если нам придется вести войну, то от инициативы и творчества командиров и политработников всех звеньев во многом будет зависеть успех боя, операции и кампании в целом…»

В данном случае Малиновский высказывался вполне в духе перестройки Красной армии, начатой новым наркомом обороны после неудачной Финской войны и направленной на повышение уровня боевой подготовки. Согласно советским планам, в первые дни войны дивизии на румынской границе действительно должны были вести оборонительные бои.

14 июня 48-й стрелковый корпус (30-я горнострелковая и 74-я стрелковая дивизии) прибыл походным порядком в район Флорешти, Рыбница. Третья дивизия корпуса, 176-я стрелковая, была передана в состав 35-го стрелкового корпуса, а четвертая, 147-я стрелковая, — в состав 7-го стрелкового корпуса. Управление корпуса и 74-я дивизия находились в резерве командующего Одесским военным округом генерал-полковника Я.Т. Черевиченко, с началом войны возглавившего 9-ю армию.

Уже после войны, в 1961 году, вышла книга известного публициста Льва Безыменского «Германские генералы с Гитлером и без него». На полях этой книги против фразы: «Сейчас мы знаем, что советское руководство допустило ряд просчетов в оценке военной и политической обстановки весной и летом 1941 г.» — Родион Яковлевич оставил следующую заметку: «Эти “просчеты” не что иное, как великое преступление перед Родиной людей, допустивших эти “просчеты”». Чувствуется, что Сталина Родион Яковлевич не любил, считая его, Молотова и других политических руководителей настоящими преступниками. По всей видимости, и на Тимошенко с Жуковым он также возлагал ответственность за провальное начало войны, когда Красная армия готовилась наступать, просмотрев подготовку германского наступления.

А в мемуарах фельдмаршала Эриха фон Манштейна «Утерянные победы» Малиновский прокомментировал, в частности, то место, где фельдмаршал описывал, как после победы над Францией «19 июля все высшие руководители армии были вызваны в Берлин для участия в заседании рейхстага, где Гитлер провозгласил окончание западной кампании. На этом заседании он выразил благодарность нации путем оказания почестей высшим военным руководителям. Размах этих почестей говорил о том, что Гитлер считал войну уже выигранной». Малиновский тут же провел параллель между Гитлером и Сталиным: «А парад победы и прием в честь командующих в Кремле». Вероятно, Родион Яковлевич был согласен со следующим комментарием Манштейна по поводу этих торжеств: «Хотя немецкий народ, безусловно, принял оказание почестей заслуженным солдатам как вполне естественное явление, все же по своей форме и размерам эти почести — так, по крайней мере, восприняли мы, солдаты армии, — выходили за рамки необходимости».

Малиновский отметил также те места в книге Манштейна, где тот писал о концентрации советских войск на границах, и указал, что эти утверждения не соответствуют истине. Утверждение Манштейна о том, что «Гитлер всегда был настроен против Советского Союза, хотя он в 1939 г. и заключил договор со Сталиным», Родион Яковлевич прокомментировал так: «У Гитлера шапка горела, вот почему он боялся СССР». Очевидно, Малиновский считал, что раз Гитлер готовился совершить агрессию против Советского Союза, то на нем, как на воре, горела шапка, т. е. его приготовления к агрессии не могли не остаться незамеченными. Поэтому он и опасался советской ответной реакции. А когда Манштейн писал об угрозе, которая исходила от Советского Союза, Малиновский отметил, что это угроза капитализму.

В маргиналиях к «Утерянным победам» Родион Яковлевич дал волю своим антигерманским чувствам, сохранившимся еще со времен Первой мировой войны. Кстати, в своих комментариях он неизменно говорил о «немцах», а не о «фашистах». Для него это были те же самые противники, с которыми он дрался в Первую мировую. Из всех советских полководцев Великой Отечественной только у Малиновского был опыт участия в боях на Западном фронте в 1916–1918 годах, причем в последние месяцы — в офицерской должности командира пулеметного взвода. Там и плотность войск, и что еще важнее — плотность артиллерии и пулеметов была в несколько раз выше, чем на русском фронте. Да и немецкие дивизии, дравшиеся против французов и британцев, были более боеспособными, чем на Восточном фронте. Еще тогда Малиновскому довелось наблюдать танковую атаку союзников и даже помогать вытаскивать застрявший в канаве танк «рено». Был у него и испанский опыт, когда ему пришлось убедиться, каким серьезным противником является люфтваффе. Родион Яковлевич знал, что вермахт — это очень сильный враг, и в глубине души, вероятно, сознавал, что Красная армия слабее его. Поэтому никаких шапкозакидательских настроений перед началом войны у Малиновского не было.