– Ну… – классная руководительница снова переглядывается с Элен. – Например, он рассказывал, что ему пересадили донорское сердце. Мы, разумеется, сразу поняли, что это выдумка. Кроме того, он упоминал, что у него появилась суррогатная младшая сестренка, что тоже показалось нам, гм-м… не слишком правдоподобным.

Донорское сердце? Суррогатная сестра? Да откуда Ной вообще знает о таких вещах?!

– Понятно, – говорю я. – Придется с ним побеседовать.

– Только будьте осторожнее, не перегибайте палку, – миссис Хокинс улыбается. – Как я уже говорила, в его возрасте это совершенно нормально. Возможно, мальчик, сам того не сознавая, всего лишь стремится привлечь к себе больше внимания, или… Как бы там ни было, я уверена, что со временем это пройдет.

– Один раз Ной даже сказал, будто вы выбросили в окно всю одежду вашего мужа и предложили соседям выбирать, что́ им понравится, – со смехом вставляет Элен. – Какое богатое воображение!

Я невольно вспыхиваю. Когда я выбрасывала Дэниелово барахло, я была на сто процентов уверена, что Ной крепко спит в своей комнате.

– Да, – говорю я как можно более естественным тоном. – Надо же такое придумать!

Мое лицо все еще горит от стыда, когда я спускаюсь в отделение Дополнительного специального образования. Каждую среду после уроков Ной посещает коррекционные занятия, потому что у него совершенно кошмарный почерк. Каждое занятие обходится мне в шестьдесят фунтов (как гласит официальный диагноз, у моего сына наблюдаются признаки «нарушения пространственной координации»). До конца урока остается еще несколько минут, и я, опустившись на миниатюрный диванчик в холле напротив коррекционного класса, коротаю время за разглядыванием стоящего у противоположной стены шкафа, битком набитого карандашами для левшей, ножницами с необычной формы кольцами и перекидными ежедневниками с надписью «Как я чувствовал себя сегодня?» на корешках. По полу разбросаны «бобовые мешки»[34], на стене негромко бубнит телевизор, идет какая-то специальная детская программа…

Было бы неплохо, невольно думаю я, если бы в нашем офисе тоже был такой «Отдел дополнительного образования», куда можно было бы зайти в перерыв, чтобы полчасика поиграть с «бобовыми мешками» и выбрать в ежедневнике карточку с текстом «Сегодня я чувствую себя плохо, потому что мой шеф – кретин».

«… Мне сделали операцию в клинике на Грейт-Ормонд-стрит… – доносится из телевизора невнятное бормотание, которое, однако, тотчас привлекает мое внимание. – После этого рука так сильно болела, что я не могла писа́ть, но…»

Я поднимаю глаза на экран и вижу азиатского вида девочку лет шести, которая произносит на камеру свой монолог:

«…Но Мария помогла мне снова научиться писать красиво».

Звучит музыка, и на экране появляется та же девочка, которая, сидя за партой, мучительно сражается с карандашом, а молодая женщина в оранжевом брючном костюме направляет ее руку. Последний кадр: сияющая девочка держит высоко над головой кривоватую картинку, которую она нарисовала. Потом изображение меркнет, и я озадаченно смотрю на пустой экран.

В клинике на Грейт-Ормонд-стрит?.. Что это? Совпадение?

«…У моей мамочки появилась суррогатная дочка, – звучит другой музыкальный мотив, и на экране появляется веснушчатый парнишка – ровесник моего Ноя. – Сначала мне казалось, что я – лишний и что она любит только ее, но теперь мне очень нравится моя сестренка…»

Что за бред??!

Я хватаю пульт и делаю звук погромче. На экране счастливый Чарли возится со своей суррогатной сестренкой. Сюжет кончается тем, что вся семья (Чарли, девочка и счастливая мать – отец почему-то остался за кадром) сидит за накрытым столом в неправдоподобно аккуратном саду.

Следующий фрагмент посвящен Роми, которому имплантировали улитку внутреннего уха. Его сменяет Сара, чья «мамоцка» сделала себе пластическую операцию (ну, это-то ладно!), и теперь выглядит как «принцесса Барби», а после нее некий Дэвид рассказывает, как ему пересадили донорское сердце, и теперь он снова может «бегать и играть».

Наконец я понимаю, что это никакая не передача, а DVD-диск (совершенно бесполезный, поскольку он является рекламой других DVD-дисков), и что проигрыватель, который я наконец-то замечаю на шкафу, настроен на бесконечное воспроизведение. Один душещипательный сюжет сменяет другой, и я едва удерживаюсь от слез, пока дети разных возрастов и с разным цветом кожи рассказывают свои трагические истории со счастливым концом. Впрочем, одновременно во мне нарастает некое подспудное раздражение, и спустя какое-то время я уже могу выразить его словами. Неужели, думаю я, никто из учителей не дал себе труда просмотреть этот диск перед тем, как включить его там, где его могут увидеть дети? Неужели никто из них не связал «фантазии» Ноя с содержанием этого диска, который мой сын, конечно же, видел?!

«Теперь я снова могу бегать и играть! – в очередной раз заявляет с экрана маленький Дэвид, жертва современной кардиальной трансплантологии. – Играть с Лю́си, моим новым щеночком!»

Лю́си оказывается щенком кокер-спаниеля. Как и следовало ожидать.

Дверь коррекционного класса неожиданно распахивается, и преподавательница миссис Грегори выводит в коридор Ноя.

– А-а, миссис Фиппс… Здравствуйте. – Она рассеянно кивает, как проделывает это каждую неделю, когда мы встречаемся. – Должна сказать, что дела у вашего Ноя идут все лучше и лучше. Он очень старается, и вот – результат.

– Рада это слышать. – Я вежливо улыбаюсь в ответ. – Ной, дорогой, одевайся скорее…

Пока сын бредет к вешалкам, я поворачиваюсь к учительнице и говорю негромко:

– Я только что посмотрела ваш DVD-диск, миссис Грегори. Он, конечно, очень любопытный, но… Как считает классная руководительница Ноя, у моего мальчика очень живое воображение, поэтому он принимает слишком близко к сердцу истории детей, о которых там рассказывается. Лично мне кажется, что Ной начинает отождествлять себя с ними, поэтому я бы попросила вас выключать проигрыватель хотя бы на то время, пока мой сын занимается на вашем этаже.

– Вы сказали – Ной отождествляет себя с этими детьми? – удивленно спрашивает миссис Грегори. – Каким же образом?

– Он рассказал миссис Хокинс, что на каникулах ему сделали трансплантацию сердца, – говорю я. – И операцию на руке в клинике на Грейт-Ормонд-стрит. Все это он почерпнул из этого видео. – Я жестом прокурора указываю на экран телевизора.

– А-а!.. – Лицо миссис Грегори вытягивается. – О боже!.. Я даже не думала…

«В следующий раз – думайте», – чуть не выпаливаю я, но мне не хочется портить отношения с учительницей, поэтому я только приятно улыбаюсь.

– Вряд ли эта программа успела причинить моему сыну вред, но… Может быть, все-таки вы поставите какой-нибудь другой диск? Или вовсе выключите проигрыватель? – Я снова улыбаюсь. – Буду вам очень признательна.