Мы сидели возле неё и плакали. Я не плакал уже больше тридцати лет.

А тут, просто лились мои слёзы, и я ничего не мог с собой поделать.

Глядя на меня, плакала и моя жена. Милка открыла глаза. На удивление, они были спокойными и ясными.

Мы продолжали молчать. И вдруг Милка негромко, но отчётливо сказала:

– Хорошо, что у тебя такая жена.

Она закрыла глаза и, казалось, снова заснула, или, может быть, потеряла сознание.

На похороны я не пошёл. Не было сил. Мы оставили дочери все деньги, которые взяли с собой, и на поезде поехали до Москвы.

Жена сидела напротив меня в купе и рассматривала моё лицо.

Что-то было в её взгляде новое и незнакомое.

– Ты чего, мать?

Лена ещё помолчала, разглядывая меня, и сказала:

– Ты моё всё.