К сожалению, не только для Паскевича, писавшего это предписание, но даже для Эмануэля и Энгельгардта оставалось тайной то, что совершилось тогда в Дагестане; а между тем многое объяснилось бы им, если бы они только внимательно проследили за тамошними событиями. Все, что покорилось в Чечне через шамхала, естественно находилось в сношениях с Тарками, а Тарки явно уже приняли учение Кази-муллы, и, таким образом, пропаганда последнего начала пускать свои корни и среди чеченцев, подготовляя взрыв, который на долгое время вырвал из наших рук владычество над Восточным Кавказом.

Все это, однако же, стало ясным только впоследствии, а тогда все беспорядки приписывались исключительно отдельным личностям вроде Астемира, и на них-то время от времени падали удары русского оружия. Так было прежде, и то же самое случилось осенью 1829 года, когда Энгельгардт решил истребить деревню Иса-Юрт, лежащую за Сунжей и служчвшую обычным притоном Астемира. Исаюртовцы, отлично понимавшие русскую политику, отклонили от себя грозу тем, что выслали навстречу генералу старшин и аманатов, прося оградить их самих от Астемира. Не решаясь истребить деревню, искавшую у нас покровительства, Энгельгардт седьмого ноября повел отряд на Далги-юрт, окруженный со всех сторон дремучими лесами, в которых, по указаниям лазутчиков, и находились две крепкие башни, служившие жилищем самого Астемира и его товарища по разбоям, кабардинского абрека Хетажуко. Когда башни были взяты, Энгельгардт предложил Астемиру явиться с изъявлением безусловной покорности, угрожая в противном случае истребить его имущество. Астемир отвечал: “Я покорюсь, но с условием, чтобы от меня не требовали возвращения пленных и чтобы мне позволили воевать с карабулаками, с которыми я должен свести старые счеты”. Условия эти, разумеется, были отвергнуты, и отряд, разрушив башни и предав огню имущество Астемира, возвратился на линию.

Другой подобный же набег предпринят был в феврале 1830 года на Гудермес, где отряд полковника Ефимовича истребил деревню Кайбай, не раз замеченную в укрывательстве хищников; но когда войска подошли к другой деревне Елас-Хан-Юрт, то нашли ее готовой уже к обороне. Ефимович благоразумно воздержался от атаки, понимая, что значительная потеря в людях, неизбежных при открытом нападении, никогда не вознаградит за истребление ничего не стоящего чеченского аула.

Это были последние военные действия в командование генерала Энгельгардта. В половине февраля 1830 года он был назначен комендантом в Кисловодск, а место командующего войсками на левом фланге Кавказской линии занял начальник четырнадцатой пехотной дивизии, генерал-лейтенант барон Розен.

В начале 1830 года Чечня переживала тревожное время. Ей грозила участь попасть между двумя огнями: с одной стороны шли неясные слухи о приготовлениях Паскевича к большой экспедиции, грозившей Кавказу покорением всех его племен от Черного до Каспийского моря; с другой – народ волновал Кази-мулла новым, еще неведомым учением, которое только в смутных отголосках доходило до гор и дебрей Чечни. Это было то время, когда Кази-мулла, во главе вооруженных мюридов, двинулся на сильнейшее самостоятельное владение Дагестана – Аварию, и тем как бы показывал, каким образом мюрид одним взмахом шашки делает два дела: богоугодное – утверждение веры, и земное – обеспечение или завоевание для себя независимости. Вся страна с трепетом следила за ходом аварской экспедиции и ждала, что за падением Хунзаха имам спустится с гор на Кумыкскую плоскость и понесет свои победные знамена на Терек и Сунжу. Сношения между Чечней и Дагестаном шли деятельно, и, благодаря своим аманатам, проживавшим в Тарках, чеченцы знали решительно все, что затевалось Кази-муллой.

Барон Розен, только что вступивший в командование войсками левого фланга, ясно видел необходимость оградить пределы Чечни от внешних вторжений и прекратить внутренние волнения, которые проявлялись уже в угрожающих формах. Поэтому при первом известии о сборе Кази-муллой шеститысячного скопища в Гимрах, он выехал во Внезапную, приказав следовать за собою форсированным маршем двум ротам сорок третьего егерского полка с двумя орудиями и двум сотням линейных казаков. Гарнизон небольшого укрепления, строившегося в Казиюрте, где находилась паромная переправа через Сулак, также усилен был двумя казачьими сотнями, а на линии сосредоточивалась целая бригада пехоты: полки Московский и Бутырский. Кроме того, из Закавказья уже следовали на помощь войскам левого фланга и остальные полки четырнадцатой дивизии, Тарутинский и Бородинский, с пешей батареей. Им приказано было расположиться на Тереке между Моздоком и Екатериноградом.

Но тучи так же быстро рассеялись, как и собрались. Не успел Розен доехать до Андреевой, как пришло известие о поражении Казы-муллы самими же аварцами, – и что еще хуже: о сотнях правоверных тел, покинутых мюридами в руках неприятеля. Такой неудачи никто из горцев, проникнутых глубоким убеждением в святости имама, не мог ожидать, – и событие вызвало в народе сильную реакцию: в первую минуту все отшатнулось от Кази-муллы и бросилось к русским с изъявлением раскаяния и покорности. Розен счел дело оконченным и, приняв аманатов от соседнего Салатовского общества, вернулся в Грозную, а небольшой отряд, оставленный в Андреевой, поступил под команду полковника Ефимовича.

При более внимательном отношении к делу, Розен, конечно, мог бы прийти к заключению, что всякое религиозное движение, подготовлявшееся в народе самым складом жизни, не могло исчезнуть при первой неудаче, как бы она не была тяжела, и что изъявления раскаяний, покорность, аманаты – все это было последствием только мимолетного страха, обуявшего толпу, но не искореняло ни самой идеи, пустившей уже глубокие корни в душе каждого горца, ни силы проповедника, который при небольшой находчивости мог обратить в свою пользу первый представившийся ему благоприятный случай. И случай этот, как нарочно, не заставил ожидать себя долго. Это было страшное землетрясение, прошедшее полосой по всему Дагестану и захватившее Кумыкскую плоскость.

Само по себе стихийное явление это не представляло ничего особенного в крае, где исторические факты свидетельствуют о гибели целых городов со стотысячным населением, но уже, видно, так было назначено судьбой, чтобы это сравнительно ничтожное землетрясение сыграло политическую роль на руку Кази-мулле и его мюридам.

Вот что случилось во Внезапной.

Двадцать пятого февраля 1830 года, в час и двадцать три минуты пополудни, жители были поражены каким-то необычайным гулом, точно невдалеке скакала целая тысяча всадников. Никто не успел дать себе отчета, что это такое, как вдруг земля заколебалась и два подземные удара, быстро последовавшие один за другим, раздались так сильно, что крепостные верки моментально рассыпались, тяжелые пушки были сброшены в ров, казармы рухнули, и из-под их развалин стали раздаваться стоны людей, придавленных образовавшимися грудами камней и бревен. В Андреевой катастрофа отразилась еще сильнейшими бедствиями. За густым облаком пыли, поднявшимся над городом, долго ничего не было видно и только слышался зловещий треск разрушающихся зданий. Впоследствии оказалось, что в Андреевой разрушено было девятьсот каменных саклей и восемь мечетей; сорок человек жителей было убито, множество ранено и в том числе сам главный кумыкский пристав, князь Муса-Хасаев, придавленный обрушившейся саклей. В соседней деревне от высокой горы, у подошвы которой она стояла, оторвалась громадная глыба земли, саженей в двести, и засыпала целый овраг, похоронив в нем и стада рогатого скота, и отары овец. Каменные горы во многих местах дали трещины; из расселин земли выступила вода и образовала бешеные потоки, уносившие все, что попадалось им на пути; потом эти ручьи исчезали и на их местах появлялись узкие, бездонные щели, полузатянутые сверху песком и илом. В первые минуты паника была так велика, что солдаты из крепости и жители из города бежали в поле, и до трех часов ночи, пока удары следовали беспрерывно один за другим, никто не осмеливался приближаться к стоявшим еще строениям, которые неведомая сила качала точно карточные домики. Только поутру высланные команды успели кое-как собрать и вынести из крепости покинутое имущество, ружья, амуницию и патроны. Землетрясение с небольшими перерывами продолжалось двадцать один день и кончилось только восемнадцатого марта. Все это время гарнизон Внезапной размещался в калмыцких кибитках, а жители частью разбрелись по соседним аулам, а частью ютились под открытым небом, несмотря на суровую зиму, державшуюся к общей беде дольше обыкновенного.