6

05 января 2000 года. Среда.

С утра до 17.00 час.

Саша Кораблёв торопился вернуться в Острог. Весь шестидесятикилометровый отрезок трассы Москва-Уфа он гнал под сотню, снижал скорость лишь перед засадами ГИБДД, о которых миганьем фар его предупреждали встречные автомобили. Непонятный звонок Оли, из которого он смог понять, что у девушки что-то случилось, накрутил его ещё больше.

Впереди кораблёвской «девятки» по полосе мотался от обочины к осевой «Москвич 412» ядовито-зеленого колера, не позволяя обойти. Когда Саша, прибавив газу, пошел на обгон, водитель «Москвича», дедок в очках с толстыми стеклами, тоже притопил. Кораблёв, водитель с десятилетним стажем, хорошо знал, что первый признак идиота за рулем — прибавлять скорость, когда тебя обгоняют. Впереди на горке показался встречняк — груженая фура, за ней — ещё одна. Саша не стал рисковать, сбавил скорость, дав деду оторваться, и снова пристроился за ним. Так за этим ископаемым «Москвичом» он и пилил километра два до самых Соломинских Двориков, где на развилке сделал левый поворот на Острог. Площадка перед стационарным постом ГИБДД пустовала. Кораблёв глянул на часы, они показывали двадцать минут четвертого, дежуривший на посту наряд убыл в город сдавать смену.

Саша возвращался из областной прокуратуры не солоно хлебавши. То ли Олег Андреевич, реализуя свой иезуитский план, настроил вышестоящих товарищей против своего и.о. зама, решившего посоветоваться по делу Рязанцева, то ли по природе своей они были такими злобными. Конструктивного обсуждения не получилось, Кораблёва банально опустили ниже плинтуса.

Для начала над ним поглумился зональный прокурор отдела по надзору за следствием, дознанием и ОРД[92] Хоробрых Андрей Леонидович. Брезгливо пролистав длинными суставчатыми пальцами пухлый том уголовного дела, пробежав по диагонали постановление о привлечении Рязанцева в качестве обвиняемого и протокол его допроса, Хоробрых, глядя сквозь сидевшего напротив Кораблёва, тихим, пропитанным зловещими интонациями голосом поинтересовался целью приезда собеседника.

Саша ответил, что они с прокурором разошлись во мнениях по поводу перспективности дела. Олег Андреевич считает, что оно пройдёт в суде, а он сомневается. Его сомнения поддерживает и старший помощник прокурора Веткин Александр Николаевич. Фамилию Веткина Кораблёв назвал специально, Александр Николаевич работал в системе давно, в областной его знали многие. Однако для Хоробрых не существовало авторитетов среди тех, кто занимал нижестоящие должности, в общении с ними из всей палитры красок он различал только чёрный цвет.

— А когда вы дело возбуждали, вы с нами советовались? — безгубый рот Хоробрых находился в постоянном движении.

Настрой его определился с первых минут аудиенции. Битых полчаса скрипучим негромким голосом он сверлил в Сашиной голове дырку, растолковывая азбучные истины о разграничении функций между районными прокуратурами и областной инстанцией. Из этих нравоучений следовало, что ни при каких обстоятельствах работники нижнего звена не должны перекладывать свои прямые и непосредственные обязанности по объективному расследованию уголовных дел на сотрудников областного аппарата, в обязанности которых входит осуществление надзора за принятыми — в этом месте он со значением воздел острый указательный палец к потолку, — принятыми! — процессуальными решениями.

Кораблёв крепился изо всех сил, кляня себя за то, что приехал. Тратить время, которого и так катастрофически не хватало, силы, нервы, а также собственный бензин на то, чтобы его банально поимели, было идиотизмом высшей степени.

Воспитание молодого и.о. заместителя прокурора не закончилось общением с зональником. Хоробрых отконвоировал Сашу в кабинет начальника отдела Ворониной Генриетты Саркисовны.

Кораблёв шел по коридору за сутулым зональным прокурором с тяжелым сердцем. Воронину отличал истеричный характер, самой употребляемой фразой в её лексиконе было: «лишить ежемесячной надбавки за сложность и напряженность».

Генриетта Саркисовна, женщина с худым нервическим лицом, выглядевшая гораздо старше своих сорока с совсем небольшим, вместо «здравствуйте» метнула восточными глазищами молнию в возникшего на пороге ее кабинета Кораблёва.

— Опять Острог! Только с Коваленко вашим разобрались! Когда же у вас порядок наступит?!

Правильного ответа на этот вопрос Саша не знал, поэтому счёл нужным промолчать. Хоробрых монотонно, как пономарь, доложил ситуацию по уголовному делу, с которым без согласования приехал Кораблёв. Начал старший прокурор отдела с того, что еще накануне по данному делу истек срок содержания обвиняемого под стражей.

— Кто расследовал? — у глаза Ворониной дернулся живчик.

— Винниченко, — сказал Саша.

— Как надоел этот разгильдяй! Этот неряха! Десять лет работает следователем и ничему не научился! В народное хозяйство гнать таких бездельников надо! — бушевала Генриетта Саркисовна.

Кораблёв смотрел на нее и думал, что нудила Хоробрых гораздо опасней, чем эта климактеричка. Саша воспользовался приемом, рекомендованным ему Веткиным, он отстранился от происходящего и мысленно отключил звук. Вопли, изрыгаемые Ворониной, пропали. Осталась только измученная, явно не имеющая нормальной личной жизни тетка, беззвучно разевающая рот, в котором мелькали неровные желтоватые зубы и покрытый белесым налетом сизый язык.

— Напишите объяснение по поводу допущенных вами нарушений закона! — последние звуки, изданные на особенно высокой ноте, смогли прорваться сквозь защитную сферу.

Кораблёв учтиво попрощался с начальником отдела, прошел в кабинет к Хоробрых, где аккуратным почерком написал объяснение из трёх строчек о том, что обязанности заместителя прокурора он исполняет с четырнадцатого декабря прошедшего года, и что срок содержания под стражей обвиняемого Рязанцева А. В. истёк четвёртого января текущего года.

Потом он не спеша оделся, посмотрелся в зеркало, спустился по лестнице, вышел из здания, сел в свою «девятку» и закурил.

— Козлы! — ожесточенно выкрикнул он, сделав первую затяжку.

Несколько минут Саша яростно матюкался. Выбравшись из города на трассу, он вдавил в пол педаль акселератора. Он так и не мог определиться, какое решение следует принять по делу Рязанцева. Его бросало из одной крайности в другую. То он мысленно рубал шашкою, зарекаясь, что сто пудов вернет эту тухлятину на допрасследование. Развивая мысль, он формулировал в голове конкретные убедительные доводы, препятствующие направлению уголовного дела в суд. Внезапно его пробивало, какие последствия повлечет этот демарш. Кроме того что он мгновенно попадет в немилость к прокурору, который на примере с Коваленко показал, как он поступает с теми, кто не желает с ним мирно сосуществовать, его нанижут на вертел областные щелкоперы. Незаконное содержание под стражей — серьезнейшее нарушение, замечанием или простым выговорешником здесь не отделаешься, только строгач! И никто не заступится, не скажет, что парень жужжал последние две недели как электровеник, раньше десяти вечера с работы не уходил.