Они тихо вышли из комнаты, закрыв за собой дверь. Немного помолчав, Джон спросил:

– Они совершенно уверены, что это был Крег?

– Не знаю, как они, а я совершенно уверена. – Она показала ему два кольца. – Видишь? Вот наши обручальные кольца.

– Обручальные кольца? Но ведь вы никогда… – Он остановился, заметив в ее глазах предупреждение. Изумрудный огонь, подумал он. Только так можно было описать выражение ее миндалевидных глаз, когда она была недовольна или сердилась. Сделав над собой усилие, он добавил: – Какие чудесные кольца, они красивы…

– Спасибо тебе, – отозвалась Адди и снова опустилась на колени.

У нее, казалось, умерли все чувства. Она даже не чувствовала, что Джон гладит ее по волосам.

– Я думаю, ты изменишь свои планы, – сказал он. – Теперь тебе нет никакой необходимости ехать за горы.

Некоторое время она молча размышляла. Затем тихо обронила:

– Вероятно, такой необходимости нет.

– И ты останешься в доме своих родителей, в Парраматте?

– Да, наверное. – Ничто не имело теперь никакого значения. Она совершенно утратила волю, утратила все желания.

– Встань, Адди, и сядь рядом со мной. – Джон похлопал по дивану, стоявшему рядом с его коляской.

Она беспрекословно повиновалась. Когда он взял ее за руку, она не оказала ни малейшего сопротивления.

– Адди, я хочу кое-что тебе сказать. Пожалуйста, выслушай меня внимательно, не перебивая. Хорошо?

Она вяло кивнула. Ее глаза, казалось, не смотрели на Джона – смотрели в прошлое, в те времена, когда она жила в Земном Раю.

Их было четверо: Крег, она, Джейсон и Джуно. Семья. Дружная, прочно спаянная любовью. Ведь только она, любовь, придает смысл человеческому существованию.

Все четверо они плещутся в море, у самого берега. Часами валяются на песке под горячим солнцем, распаляющим их плоть, распаляющим кровь. Какое счастье – чувствовать рядом Крега. И в словах нет необходимости. Достаточно только его улыбки, прикосновения его руки…

Она почти не слышала голоса Джона. Он же тем временем говорил:

– Конечно, я понимаю, Аделаида, что теперь ты уже не любишь меня. Я говорю: «не любишь», потому что когда-то ты меня любила. Любовь – весьма изменчивое чувство. Она совершенно непредсказуема. Как ветер. Сегодня он дует на север, завтра – на юг, потом – на восток, на запад. Но я и не требую, чтобы ты любила меня так, как я до сих пор еще люблю тебя. Теперь мы уже взрослые, не те любопытные, ненасытные юноша и девушка, которые познавали жизнь на стогу сена. И все же нас с тобой многое связывает. Происхождение, воспитание. Дружба наших семей. Вы с Дорис, можно считать, сестры. Мы можем быть счастливы вместе. Поверь мне, Адди. Быстро развивается Сидней, развивается вся страна. Скоро у нас будут свои театры, музыкальные залы, рестораны и все, что может предложить Лондон. Обещаю тебе, у нас будет чудесная жизнь.

Тут она наконец поняла, о чем говорит Джон, – и тотчас же окончательно осознала: отныне его, ее возлюбленного, нет в живых, а она обречена на вечное одиночество.

О Боже!

– И ты должна подумать о своих детях, Адди, – продолжал Джон. – Как ни горько это сознавать, но наши родители не бессмертны. У Дорис наверняка будет своя семья. Твой брат Джейсон предполагает остаться на Земле Ван Димена, и у него там хватает забот. Ты со своими малышами останешься одна. Один останусь и я. Ты хорошо знаешь, что дети нуждаются не только в матери, но и в отце. Это необходимо для их полноценного развития. Адди, я хочу стать отцом твоих детей. Ты даже не представляешь себе, как я привязался к ним за эти недели. Спроси Дорис, она расскажет тебе, как я восхищаюсь твоими детьми, такими красивыми, живыми, смышлеными.

Все, что он говорит, верно, подумала она, с трудом заставляя себя не думать о прошлом. Но в ее душе не было ничего, кроме безразличия, равнодушия. Она не испытывала никакого желания обдумывать его предложение. Да, Джон всегда ладил с детьми, относился к ним с любовью, добротой и уважением, общался без той снисходительности, какую обычно проявляют взрослые по отношению к малышам. И Джейсон, и Джуно платили ему явной привязанностью. Однажды Джон, сидя в своем кресле, даже играл в крикет с Джейсоном. Мальчик смотрел на него влюбленными глазами: «Какой молодец дядя Джон! Настоящий мужчина!»

Джон между тем продолжал настойчиво убеждать ее:

– Когда-то мы любили друг друга. Теперь между нами стена. Должен тебе признаться, Адди, что паралич повлек за собой импотенцию. Поэтому наш брак будет, если можно так выразиться, чисто платоническим, основанным на взаимной привязанности, дружбе и любви к детям, которых мы станем вместе воспитывать. У них-то по крайней мере будет нормальная жизнь. Что скажешь, дорогая? Выйдешь ли ты за меня замуж?

Адди сделала над собой поистине героическое усилие, чтобы осмыслить то положение, в котором она оказалась. Все, что было, безвозвратно кануло в прошлое. А в словах Джона – много разумного. Со смертью родителей не только она сама, но и ее дети будут обречены на одиночество. И, конечно же, мальчику нужен отец. И они действительно когда-то любили друг друга.

Теперь, после долгого отчуждения, они снова стали друзьями. А она, тут он прав, нуждается в дружеской поддержке, привязанности. Импотенция же Джона, такова уж ирония судьбы, и в самом деле сулит ей неоспоримые преимущества. У нее и у детей появится новая семья, и в то же время она сможет навсегда остаться верной своему единственному любимому – Крегу. В ее нынешнем положении доводы Джона казались весьма разумными.

В глубине ее души таилось и еще одно соображение, хотя она не решалась признаться в этом даже самой себе. Замужество должно было в какой-то мере успокоить болезненно ноющую совесть, ведь именно она истинная виновница драки, в которой так жестоко пострадал Джон. Она же является и косвенной виновницей смерти Крега.

Чем больше Адди раздумывала, тем заманчивее казалось ей предложение Джона. Ведь с его помощью можно было решить столько серьезных проблем. Она взглянула на него с робкой улыбкой:

– Хорошо, Джон, я согласна.

Он взял ее за руки и привлек к себе:

– Спасибо тебе, дорогая. Сегодня – один из счастливейших дней моей жизни.

«Прости меня, Крег, моя любовь, пожалуйста, прости меня», – стонало ее сердце.

После переливания крови выздоровление Крега пошло так быстро, что походило на чудесное исцеление. В тот же день, очнувшись от долгого сна, он почувствовал, что ужасно проголодался.

– Ну и нагнал же ты на нас страху, приятель, – сказал ему Флинн. – Ты уже был, можно сказать, на том свете, и скажи спасибо старине Эйбу, что он тебя оттуда вытащил.

Крег был невероятно удивлен, когда ему рассказали, как Суэйлз, Рэнд и Абару совершили медицинское чудо – и где? – в австралийском буше.