Достали мистера Джеронимо эти раболепные ухаживания. Мне, право, приятнее было в прежние времена, сказал он управляющему, когда вы грозились меня убить.

В колыбели жизни, между Тигром и Евфратом, где некогда к востоку от Эдема находилась страна Нод, название которой означает «Странствие», Омар Айяр обнаружил и указал своей повелительнице Дунье первые признаки раздора, наметившиеся в теле четырехголового монстра, который вздумал править Землей. В те дни Дунья носилась по миру, словно яркая тень, свет, расплывающийся в уголке глаза, и за ней следовал неотступно любимый шпион, оба обыскивали высоты и низины, гоняясь за четырьмя Великими Ифритами. Эти парни теперь прячутся куда лучше, чем в те времена, когда мы дурачились вместе, сказала она Омару. Тогда-то я видела все их уловки насквозь, и напрягаться не приходилось. Но, может быть, в ту пору они втайне хотели, чтобы их поскорее нашли.

Мало известий дошло до нас о лучшем шпионе Кафа, Омаре Айяре – вероятно, из-за того, что среди джиннов сохранялись остаточные предрассудки относительно мужской гомосексуальности, трансвестизма и тому подобного. Джиннии, то есть джинны-женщины Перистана, явно не имели ничего против лесбийской активности, и во время секс-забастовки подобные случаи многократно умножились, но среди джиннов мужского пола господствовало старое ханжество. Хорошо известные профессиональные подвиги Омара, который собирал информацию, переодевшись евнухом из гарема или вовсе женщиной, укрепили его репутацию шпиона, заодно превратив в изгоя среди своих. Он бы на это сказал, что и так всегда был для всех чужаком. Он носил подчеркнуто экстравагантную одежду, с продуманной небрежностью набрасывал на плечи расшитые шали, менял одну вопиющую шляпу за другой, манеры его были по-декадентски нервны – он считал себя эстетом и денди и якобы в грош не ставил мнение соплеменников. В секретной полиции Кафа он собрал подобных себе, из-за чего (незапланированные побочные последствия) многие граждане Волшебной страны прониклись глубочайшим отвращением ко всему сообществу блестящих бабочек, которые оказались самыми эффективными ищейками вышнего мира. Дунья, однако, доверяла ему всецело. В завершающем конфликте с Великими Ифритами она и сама себя стала ощущать изгоем, ринувшись мстить за отца, которому никогда не умела угодить, и убивая во имя мести своих же сородичей. Омар Айяр каждый день сопутствовал ей в поисках черной четверки, и постепенно она убедилась, что у нее с этим джинном много общего. Любовь к человеческой расе, любовь к одному философу и рожденному от него потомству также противопоставляла Дунью ее народу. Она сознавала, что не обладает личными качествами, благодаря которым ее отец внушал всем любовь и восхищение – она была честной, прямой и склонной действовать силой, а отец был уклончив, коварен и предпочитал пускать в ход свое очарование. Потребовав всеобщей секс-забастовки, Дунья сама себе все испортила и уже предвидела в недалеком будущем тот момент, когда жительницы Перистана утратят всякое сочувствие к ней и дружно повернутся спиной к ее войне против Великих Ифритов. И что им нижний мир? С какой стати она тревожится и переживает за людей? А ведь если война затянется, она, скорее всего, проиграет. Необходимо было найти четырех темных джиннов как можно скорее. Время стремительно утекало.

В самом деле, почему она тревожилась и переживала? На то был ответ, и этот ответ она всегда держала при себе, но никогда не давала никому, даже Омару Айяру, главному собирателю и хранителю секретов, ответ же был таков: она знала, что, по крайней мере отчасти, ответственна за происходящее. За долгие столетия спокойствия, когда щели между мирами были закрыты, общение между верхним и нижним миром прекратилось, и каждый мир был занят только самим собой, в долинах и на берегах озер Перистана многие думали, что тем лучше, нижний мир слишком путаный, там споры и раздоры, а здесь, в благоухающих садах, они обладали чем-то весьма близким к вечному блаженству. Но в горном королевстве Кафа мыслили иначе. С одной стороны, Великие Ифриты рвались к власти и необходимо было сохранять бдительность и постоянно держать оборону, а с другой стороны, Принцесса (тогда еще принцесса) Молний тосковала о земле, о своих многочисленных отпрысках, рассеянных в том мире. В эпоху разделения она часто мечтала о том, как соберет воедино Дуньязат, высвободит таящиеся в потомках таланты и с их помощью построит лучший мир. Она обыскивала миры между мирами, слои между слоями, высматривая разрушенные врата, пытаясь снова их открыть. Дунья превратилась в археолога, откапывала прошлое, утраченные, разбитые, занесенные пути, не теряла надежду пробиться. И да, она знала, что другие, темные силы Волшебной страны заняты такими же поисками, и не могла отрицать, что понимала, какой опасности подвергнется нижний мир, если дороги откроются вновь, но все же пыталась, как пыталась бы любая мать, воссоединиться со своим рассеянным потомством, ведь только оно осталось ей от человека, которого она некогда любила. В нижнем мире попытки джиннов прорваться на утраченные ими площадки для игр проявлялись, как мы теперь считаем, бурями. Небеса поддавались и грохотали под ударами их кулаков. И в конце концов путь открылся – и произошло то, что произошло.

Да, так оно было. В отличие от большинства собратьев Дунья была способна на человеческие реакции – ответственность, чувство вины, раскаяние. Но как все ее собратья, она умела также прятать нежелательные мысли в глубокие туманные впадины внутри, и там они почти всегда оставались лежать в забвении, смутные образы, призрачные клубы дыма. Она попыталась спрятать таким образом Ибн Рушда тоже, но не сумела. А потом он вернулся к ней в образе Джеронимо Манесеса, и на миг она вновь ощутила то давнее утраченное человеческое чувство: любовь. О, как же он был похож на ее возлюбленного! То самое, обожаемое лицо! Гены, пройдя сквозь столетия, явственно выпирали из-под его кожи. Она могла бы полюбить его, если бы позволила себе это, и даже теперь питала к нему некоторую слабость и не могла от нее отречься, пусть он и лежит в объятиях своей Госпожи Философа, которую она могла бы легко изжарить живьем, стоит лишь пальцами прищелкнуть. Но не изжарит, ведь мистер Джеронимо, в конце концов, всего лишь иллюзия прошлого, и эту иллюзорную любовь вытеснила из ее сердца вполне реальная ненависть.

Настало время найти прежних дружков и уничтожить их. Где они? Как их отыскать?

Смотри вниз, а не вверх, учил ее Омар Айяр. Они обнаружат себя своими делами.

Там, в колыбели жизни, на вершине развалин великого зиккурата Ура, «дома, чье основание внушает ужас», они увидели, как заколдованные армии вступают в бой, будто древние шумеры и аккадцы, так долго симбиотически существовавшие в единой мультикультуре, утратили разум и начали убивать соседей на улице. Черные флаги строем шли против таких же черных флагов. Слышались громкие крики о вере, о неверующих, еретиках и нечистых безбожниках, и, похоже, эти религиозные возгласы добавляли ярости и яда каждому взмаху меча, но Омар разглядел, что происходит на самом деле, он понял, что Великий Ифрит Сверкающий Рубин покинул навязанную ему Южную Америку и явился в Азию, желая вырвать у Зумурруда Великого ту самую территорию, где Зумурруд собирался создать свою пустынную «Фундацию». Сверкающий Рубин, властелин душ: его зачарованная армия шагала строем против наемных полков, которые Зумурруд подкупал драгоценностями, наркотиками и шлюхами. Верх взяли одержимые Сверкающего Рубина. Неистовая ярость их натиска устрашила Зумуррудовых наемников, которые, право же, получили не так уж много драгоценностей, чтобы сопротивляться этим бешеным белоглазым транскиллерам из ада. Наемники побросали оружие и обратились в бегство, оставив поле боя за воинами Сверкающего Рубина.