Ягой снесло к какому-то забору. Я так врезался спиной, что наверняка выломал пару досок. Рядом вверх тормашками приземлилась Яга, на фоне догорающих огрызков мостка четко вырисовывался ее впечатляющий нос, почему-то утыканный мелкими щепками.

– Поленом неструганым зацепило… – проследив мой взгляд, простонала бабка.

Я полез ей на помощь и едва не рухнул от дикой боли в колене – брюки были разорваны и над коленной чашечкой темнел багровый кровоподтек. Зазвонил пожарный колокол, со стороны отделения бежали стрельцы с факелами, повылезали встревоженные соседи. Нас подняли, осмотрели, затушили огонь… Еремеев приказал своим ребятам порыскать по темным углам, но злоумышленников не нашли. Бабу Ягу так на руках и понесли в терем, я хромал следом, опираясь на стрелецкий бердыш. Черт побери! Вот это уже действительно круто! Заминировать мостик на нашем пути, вовремя поджечь бикфордов шнур, да так, что едва Митька…

– Митька! Где Митька?! Еремеев, задержи своих, нам надо его найти…

– Не кричи, участковый, – глухо ответил старший стрелец, обнимая меня за плечи. – Нет там никого… Мы уж сами все обыскали. Знали, что вас трое было…

– Как это нет?! – уперся я, а сердце сковало скользким холодом. – Он же… первым шел. Вон, говорит, огонек бежит. Я хотел… не успел я… Так грянуло, что земля дыбом! Но Митька… Боже мой, как же это?

Ближайшие парни поснимали шапки. Мы стояли, окруженные толпой народа, чья-то баба заголосила первая, ее рев подхватили остальные, мужики хмурили брови, но кое-где уже раздавались гневные выкрики о «государевых злодеях». Люди поняли: в городе творится что-то противоестественное. Ну, грабеж, разбой, поджог, даже убийство, были делом редким, но все же привычным. А вот взрыв… Это уже акт террора! Это не метод уничтожения отдельно взятой личности, а попытка запугать всех. Лукошкинцев всегда отличала здоровая способность сплачиваться перед лицом общей беды, и народ заволновался, требуя раскрыть дело и примерно наказать преступников. Возмущенные крики становились все громче:

– Че случилось, православные?

– Да Митьку беспутного из милиции убило!

– Как убило?

– На куски разорвало, даже лоскуточков не осталось…

– Ой, бабоньки-и-и!

– Ягу в терем унесли, видать, помрет к ночи.

– А участковый-то где?

– Да здесь стоит, весь пораненный. Ох, не жилец он теперь на свете, не жилец…

– Это кто ж такое злодейство удумал?

– Знамо кто – враги государевы! Сыскной воевода, вишь, многим злодеям хвосты-то прижал, вот они ему и намстили…

– Ой, бабоньки-и-и!..

Импровизированный митинг грозил перерасти в несанкционированный самосуд. Не дожидаясь, пока какой-нибудь горлопан самолично укажет толпе подходящего «преступника», я с помощью стрельцов кое-как вскарабкался на покосившийся забор и обратился к людям:

– Граждане! Послушайте меня, вашего участкового… То, что сейчас произошло, не останется безнаказанным! У меня… погиб друг. Мой напарник, человек, беззаветно преданный службе в милиции… Дмитрий. Не сомневайтесь, я найду виновных. Я никому не позволю…

– Ой, бабоньки-и-и!..

– Да уймите же наконец эту дуру! Террористы, устроившие сегодняшний взрыв, будут найдены и обезврежены. Когда мне понадобится ваша помощь, а она понадобится обязательно, я сам приду и попрошу. А сейчас – расходитесь по домам. Не надо ничего предпринимать, оставьте это дело профессионалам, мы… – Мне было очень трудно говорить. Мы – уже не звучало. Баба Яга приходит в себя в тереме, Митька… Эх, Митя, Митя…

– Летит! – совершенно сумасшедшим голосом заорал кто-то, и с ночных небес в шарахнувшуюся толпу упал непонятный предмет.

При ближайшем рассмотрении все признали в нем обычный лапоть. Минутой позже рядом грохнулся второй.

– Ой, бабонь… оп! – Похоже, тетке действительно заткнули рот.

Все подняли глаза вверх. На самом коньке нашего терема, невероятно изогнувшись, висела долговязая мужская фигура. Судя по ритмичному качанию, она намертво зацепилась штанами.

– М… м… Дм… Митька?! – прозрев, заорал я.

– …а …атюшка …икита …ваныч! – протяжно раздалось сверху.

– Ты живой?!

– …ока… а! …нимите …еня …риста …ади! …ропадаю!

– Граждане! – воспрянул я. – Вот и пришло ваше время помочь родной милиции. А ну, у кого дома самая большая и крепкая скатерть – тащи сюда!

Через пять минут воодушевленные горожане стояли у нашего терема, растянув за края целых шесть больших, расшитых петухами, льняных скатертей с бахромой.

– Митяй! Все готово, падай!

– …оюсь! …друг …е …оймаете? – Высота гасила его крики, да и орать носом вниз, ногами вверх не очень удобно.

Я повернулся к Еремееву:

– Фома, можешь пальнуть из своей пищали?

– Сбить его, что ли? – не понял он. – Дак… на таком расстоянии не промахнусь.

– Не дури! В него стрелять не надо. Просто пальни для острастки… Митька! Слушай меня! Сейчас стрельцы дадут залп и пулями прострелят тебе… ты чем зацепился-то?

– …танами! …олько …не …треляйте …ристом …огом …олю!!! – перепуганно заверещали сверху.

– По штанам! Прямой наводкой! Целься! Пли!!! – командирским голосом опытного артиллериста рявкнул я.

Раздался слаженный залп… в воздух. В ту же минуту с крыши нашего терема, вопя, слетел младший сотрудник лукошкинского отделения милиции. Митька угодил на чью-то растянутую скатерть, два раза подпрыгнул и был подхвачен заботливыми стрельцами. Народ ломанулся потрогать воскресшего героя. На сегодняшнюю ночь Митька, несомненно, занимал ведущее место в графе популярности. Я облегченно вздохнул и позволил Еремееву увести меня в дом. Нога болела страшно, и голова кружилась. Надо позаботиться и о себе. Делом займемся завтра…

Сквозь приоткрытое окно опять доносилось треклятое «ку-ка-ре-ку». Не открывая глаз, я нашарил на стуле у кровати свои штаны, торопливо ощупал карманы с тайной надеждой обнаружить в одном табельный пистолет. Он не доживет до того дня, когда вылупившиеся цыплята скажут ему: «Здравствуй, папа!» Увы, чуда не произошло… Горластая скотина проорала побудку еще раз, спрыгнула с тына и величественно прошествовала во двор. Я со стоном сел и опустил ноги в теплые тапочки. Моя форма, как положено, висела на стуле. Брюки целехоньки, выстираны и отутюжены, к таким «бытовым» чудесам я давно привык. Сама Яга этого не делает, у нее какой-то договор с домовым насчет подобной работенки. А вот то, что на ноге не было и следа вчерашнего ушиба, – несомненная заслуга моей домохозяйки. Видимо, когда я отключился, она, невзирая на собственные страдания, занялась моей «раной». А может, не сама, может, кота ко мне направила, он у нее на все руки мастер. Или на все лапы? Или не на все, а на две передние? Тьфу! Что за чушь лезет в голову? Я встал, наклонил рукомойник, поплескал в лицо водичкой – вроде полегчало.