«Не беспокойся, госпожа Мариус, потеря здесь скорее моя, чем твоя. Ты хоть повысишь свой статус».

Я не снизошла до ответа.

– Колени следует преклонять как на восходе солнца, так и на закате, касаясь земли и ступнями, и руками, и сердцем, и головой.

Лео с легкостью удерживал книгу одной рукой за треснутый корешок. На сегодня мы остановились, солдаты снаружи палатки занимались своими солдатскими делами, а он сидел здесь на куче подушек, склонившись к лампе, укрытый от ветра и мороси.

– И сердцем, и головой, которые через землю, воздух и плоть сближаются с дыханием Бога в…

Я словно погрузилась в теплую ванну, но он неожиданно замолчал. Холодная дрожь пробежала от моей головы и до пальцев ног, и я очнулась от приятного оцепенения. Хватая воздух, Лео прижал руку ко лбу, открытая книга упала наземь.

Снаружи не умолкали звуки лагеря, а Лео тяжело дышал, судорожно втягивая в себя воздух, выдыхая и опять втягивая. То не было дыхание человека, страдающего от боли, однако он прижимал руку к голове и шипел.

– Лео?

– Читай, – сказал он сквозь зубы.

– Что?

– Читай! Прошу тебя!

С отчаянным вдохом он пнул ко мне книгу. Он только зацепил уголок, но это было все, на что он способен. Запустив руки в волосы, он опустился на подушки и больше не двигался, лишь грудь поднималась и опускалась, показывая, что он еще жив.

Тянулись секунды. Снаружи мир жил своей жизнью.

– Прошу, – чуть слышно произнес он.

Я потянулась за книгой, боясь, что он бросится и вырвет ее у меня из рук, но он позволил мне ее взять.

Это был прекрасный экземпляр в кожаном переплете, украшенном сусальным золотом, но уголки обтрепались, позолота кое-где отслоилась, а корешок стерся от прикосновения многих рук. Я открыла книгу на уроках благочестия, в том месте, где читал Лео, но по-прежнему ожидала, что он опять забьется в припадке.

– Колени следует преклонять как на восходе солнца, так и на закате, – прочла я, по-прежнему неуверенно, хотя хорошо знала эти слова. – Касаясь земли и ступнями, и руками, и сердцем, и головой.

Я читала, а Лео лежал и слушал. Его дыхание постепенно успокаивалось.

– И сердцем, и головой, которые через землю, воздух и плоть сближаются с дыханием Бога…

Трава щекотала мне лицо, и на этот раз, выплывая из темного моря сна, я чувствовала себя бодрее. Гудящий голос остался. Стал более отдаленным. Уже не моим, но тон был тот же, и я повернула голову. Неподалеку стоял на коленях капитан Энеас и бубнил свои молитвы. Солнце садилось, небо окрасилось розовым и оранжевым.

– А кисианцы молятся в определенное время суток? – спросила я не ради того, чтобы услышать ответ, а просто чтобы отвлечься от своего сна.

«Если тебя не интересует ответ, мы могли бы поговорить о чем-то другом».

– О том, например, как тебе удалось выйти за императора Кина, хотя ты тайно воспитывалась на ферме?

«Мы молимся во всякое время, когда это… подобающе или удобно».

– Ужасный ответ.

«Зато честный. Мы долго убеждали народ, что их император и есть их бог, а это подразумевало принижение всех остальных богов до уровня ниже императора. Теперь люди привычно придерживаются старых традиций, но редко имеют веру, которая когда-то сопутствовала этим привычкам».

– Но это означает поклонение человеку. А люди не заслуживают поклонения, как ты сама знаешь.

«Да, я знаю. Уж поверь, знаю».

– А что насчет Катаси Отако? Каким он был?

Мысленное пространство, которое мы вдвоем занимали у нее в голове, заполнилось молчанием, но я видела вспышки воспоминаний – высокий мужчина с однобокой улыбкой, и с этой стороны на щеке милая ямочка. Он скачет на лошади. Он поднимает огромный лук и трижды поражает мишень, и каждая стрела раскалывает другую. Ох, как он смеялся. Как смотрел на меня. Как он меня любил.

Мое сердце болело от любви, которой я никогда не знала. Которой никогда не испытывала.

«Он умирал, и я дала ему обещание, что его сын будет сидеть на троне. Я не сдержала слово. Танака был так похож на него. Когда сын был рядом со мной, казалось, мой любимый Катаси вернулся».

– Но у тебя есть еще дочь.

«Есть. Если она жива. Я не должна была пренебрегать ею, но… горе – такая сила, госпожа Мариус. Я думаю, оно могущественнее любви. Сильнее сводит с ума и разрушает сильнее, и не уходит. Не исчезает полностью. Никогда. Всегда остается воспоминание, готовое напасть исподтишка, когда ты этого не ожидаешь. Едва покажется, что боль ослабела, она вернется такой жгучей и резкой, как и всегда. А если ты замужем за мужчиной, который убил твоего любимого, который готов на все, чтобы пал твой сын, невозможно двигаться дальше. Отпустить боль. Изменить. Я сделала много ошибок, но не из-за злого умысла, надеюсь, ты понимаешь. Надеюсь, хоть ты способна это понять, ты, видящая все это у меня в голове, поймешь – я никогда не хотела, чтобы все так случилось. Никогда не хотела ослабить империю и не желала ей краха. Никогда не хотела навредить дочери, поддерживая сына».

В ее словах звучало отчаяние, стремление искупить вину, и я ощутила пылкую гордость из-за того, что именно этой женщине не наплевать, что я о ней думаю.

Сгущались сумерки. Капитан Энеас все так же монотонно молился. Я кивнула, и наши волосы коснулись травы.

– Я понимаю, – пробормотала я. – Ты знаешь, еще есть время.

«Время? Оно имеет свойство быстро заканчиваться. Не давай мне ложных надежд. Даже если завтра мы найдем твое тело, не думаю, что мое долго протянет».

– Ему прежде бывало так плохо?

«Нет. Никогда».

Капитан Энеас склонил голову к траве и несколько мгновений постоял в такой позе, потом медленно поднялся на ноги. Схватился за ближайшую ветку, восстанавливая равновесие.

– Ей нужен отдых. – Он указал на лошадь, жевавшую траву неподалеку. – Я ее украл, – продолжил он, отвечая на незаданный вопрос. – Я молился о прощении, но у нас не было другого выхода.

– Как нам удалось уйти?

– Думаю, помогла внезапность. Возможно, они были потрясены тем, что я позволил забрать Септума, хотя так долго его удерживал. А может быть, им только он и был нужен, на нас наплевать. Так или иначе… – Он пожал плечами, – пока их не слышно. И с нами больше нет Септума, нас некому выдать, так что некоторая надежда у меня есть.

– Тебе не стоило это делать.

Он не оскорбил наш интеллект вопросом, что именно.

– Это был единственный путь.

– Я не важна.

– Тут дело не в том, что важнее, а в том, что правильно.

Я рассмеялась, хотя это было больно.

– Признай, что у тебя просто не было выбора, и я оценю твою честность.

На суровом лице капитана мелькнула улыбка, но он ничего не сказал.

– Куда мы едем?

Капитан Энеас почесал затылок, глядя вдаль, туда, где за деревья уходила