Йяда покачала головой.

— В этом не было… нужды. Задание, каково бы оно ни было, я уже получила. Ничто для меня с тех пор не изменилось и не потускнело. — Девушка взглянула в лицо Ингри. — Так было до тех пор, пока не появился ты, хочу я сказать.

Понимая, что наедине они побудут недолго, Ингри разрывался между желанием снова поцеловать Йяду и страхом. Что ещё мог бы открыть им поцелуй? Его забинтованная рука стиснула пальцы Йяды, и на её сводящих его с ума губах мелькнула благодарная улыбка.

Глаза Йяды сузились.

— Шаман клана… Воин, обладающий духом животного… Знаменосец… Священное древо… Почему все эти символы ожили здесь и сейчас? Мы все трое связаны друг с другом — вы с Венселом родством и той старой трагедией, мы с Венселом… недавними событиями, мы с тобой… — Йяда сделала глубокий вдох. — Нам следовало бы попытаться всё это понять.

— Нам следует попытаться остаться в живых, Йяда.

— Я не так уж уверена, — тихо ответила девушка, — что речь идёт именно о наших жизнях.

Рука Ингри крепче сжала руку Йяды, несмотря на пронизавшую её боль.

— Ты не должна чувствовать себя обречённой!

— Почему же? Или ты считаешь, что обречённость — только твоя участь? — Брови Йяды насмешливо поднялись. — Она очень тебе идёт, должна признаться. Только это несправедливо. — Она наклонилась к Ингри, и он замер от ужаса и наслаждения, когда её губы коснулись его губ. Однако на этот раз не произошло ничего, кроме нежного прикосновения плоти к плоти.

Прежде чем Ингри смог припасть к губам Йяды в поисках того священного огня, что опалил их накануне, дверь открылась и вошла дуэнья. Ингри неохотно выпустил руку Йяды. Он хорошо понимал, что женщина не может не заметить его учащённого дыхания.

Дуэнья без улыбки обвела взглядом Ингри и Йяду и присела в реверансе.

— Прошу прощения, милорд. Граф велел мне быть всё время рядом с госпожой.

— Я очень признательна ему за заботу, — проговорила Йяда голосом настолько невыразительным, что Ингри не смог понять, было ли это насмешкой или искренней благодарностью. Йяда взяла свой кубок, осушила его и поставила на стол. — Не следует ли нам теперь удалиться в ту унылую комнату?

— Если вам угодно, миледи… Так граф и сказал.

Под тупым упрямством женщины Ингри ощутил искреннее беспокойство. Власти графа-выборщика было достаточно, чтобы держать слуг в страхе, но не чувствовали ли они… или не испытывали ли — чего-то ещё?

— Может быть, и лучше пораньше лечь, — неохотно согласился Ингри. — Мне предстоит сопровождать лорда Хетвара на траурной церемонии завтра утром.

Йяда кивнула и поднялась на ноги.

— Я буду признательна, если потом вы посетите меня и обо всём расскажете.

— Непременно, леди Йяда.

Ингри смотрел вслед Йяде… было ли это капризом его воображения или и в самом деле с её уходом в комнате стало темнее?

Площадь перед храмом была уже запружена толпой придворных в траурных одеждах и зевак, когда Ингри утром туда прибыл. Он заметил у ворот храма нескольких гвардейцев Гески, из чего следовало, что хранитель печати уже внутри. Ингри ускорил шаги и протолкался к воротам. Люди, узнававшие его, торопились убраться с дороги.

Яркая синева неба говорила о том, что день может оказаться не по-осеннему жарким, и Ингри с облегчением вступил в тень, отбрасываемую портиком. Его парадная одежда была тяжёлой и неудобной: длинный траурный плащ мешал идти и цеплялся за меч. Солнечные лучи заливали центральный двор храма, в середине которого на каменных плитах очага пылал священный огонь, и Ингри заморгал, войдя в тень и тут же снова выйдя на свет. Высмотрев леди Хетвар, которую сопровождали Геска и её старший сын, Ингри подошёл к ней и поклонился. Дама кивнула в ответ, одобрительно оглядела траурный наряд Ингри и немного подвинулась, чтобы освободить ему место позади себя, рядом с Геской. Лейтенант нервно покосился на Ингри, но ничем больше не обнаружил последствий их последнего странного приключения, и Ингри начал надеяться, что Геска не стал распространяться о сверхъестественном инциденте.

По другую сторону от священного огня Ингри заметил рыцаря Улькру и нескольких слуг Болесо; это было хорошо — значит, они прибыли в Истхом, как им и было велено. Улькра вежливо поклонился Ингри, хотя те придворные Болесо, которые сопровождали его гроб, постарались не встречаться с Ингри глазами — то ли помня о его неприязни, то ли просто побаиваясь его.

Из каменного коридора, ведущего внутрь храма, донеслось пение хора; эхо заставляло слитные голоса звучать подобающе далёкими и печальными. Поющие аколиты медленно выступили во двор: пять раз по пять, квинтет для каждого из богов, — одетые в голубые, зелёные, красные, серые и белые одежды. Позади них шестеро вельмож — Хетвар, близнецы Боарфорды и ещё три графа-выборщика — несли носилки с телом принца.

Тело Болесо было туго обёрнуто пахучими травами под роскошной одеждой, однако распухшее лицо оставалось на виду. Задержка, связанная с путешествием в столицу, привела к такой степени разложения, когда следовало бы хоронить тело в закрытом гробу, но погребение столь высокородного человека требовало присутствия свидетелей, и чем больше, тем лучше, чтобы предотвратить возможность появления самозванцев в будущем.

Следом за носилками шли ближайшие родственники покойного. Биаста, роскошно одетого, но выглядящего очень усталым, сопровождал Симарк со штандартом принца-маршала, в знак траура свёрнутым вокруг древка. Граф Хорсривер поддерживал под руку принцессу Фару в строгом чёрном платье. Тёмные волосы принцессы, стянутые в узел и не украшенные ни драгоценностями, ни лентами, подчёркивали смертельную бледность её лица. Фара в отличие от братьев не была высокой, и длинный подбородок Стагхорнов у неё не был так заметен; она не была красавицей, но гордая осанка и умение держаться обычно скрадывали недостатки. Сегодня же принцесса выглядела осунувшейся и больной.

Присутствие духа жеребца в Хорсривере казалось так хорошо скрытым, что могло быть принято просто за мрачность.

«Нужно узнать у Венсела, как он это делает».

Ингри начал догадываться, каким образом кузену удаётся избегать разоблачения жрецами, но цена его ужаснула.

Ингри с облегчением обнаружил, что священный король не покинул ради похорон своей постели и не был принесён в храм на носилках. Уж очень походило бы на то, что одни носилки следуют за другими…

Ингри направился за леди Хетвар, когда она заняла положенное место у входа в увенчанный куполом зал Сына. Огромное пространство заполнилось толпой; менее знатные придворные заглядывали в арку, ведущую во двор. Вельможи опустили носилки перед алтарём Сына, хор затянул новый гимн, а верховный настоятель Фритин вышел вперёд, чтобы совершить церемонию проводов принца. Ингри пошире расставил ноги, заложил руки за спину и приготовился вытерпеть скучный обряд. К счастью, речи оказались формальными и краткими и никто не упомянул странных обстоятельств смерти Болесо. Даже Хетвар ограничился несколькими банальностями о трагически оборвавшейся молодой жизни.