на взводе с тех пор, как увидел, как она вошла в спортзал этим утром, а затем, наблюдая, как она буквально убивает наших мужчин у нас на глазах, только сделало мой член тверже.

Облака проплывают мимо, но мой разум недоволен открывающимся видом. Не тогда, когда она так близко.

Черт.

Несмотря на все мои усилия, мой взгляд возвращается к ней, точно так же, как это было последние два часа нашего путешествия. Я сижу за столиком на четверых, меня окружают шикарные кожаные сиденья, в то время как она спит, растянувшись на двух креслах по другую сторону прохода.

Меня привлекает то, как ее ресницы совершенно неподвижно ложатся на бледную кожу, ее грудь медленно поднимается и опускается с каждым вдохом, когда вокруг нее витает безмятежная атмосфера. Она такая загадочная, но в то же время грубая и реальная, с сердцем нараспашку.

Никто не должен быть таким сложным и опьяняющим одновременно.

Скрестив ноги в лодыжках, я отворачиваюсь, глядя на дальние ряды, где сидит Маттео, обсуждающий все с нашими людьми в Нью-Йорке, ожидающими нашего прибытия. Энцо сидит через проход от него, следя за тем, чтобы в наше отсутствие в Италии все шло гладко. Не помогает и то, что здесь нет Торреса, нет никого ответственного, но в прошлый раз он приезжал с нами в Нью-Йорк, и мы доверили Джио позаботиться обо всем по рекомендации Торреса. Будем надеяться, что это не ударит нас в спину.

Вздыхая, я мысленно закатываю глаза, когда мой взгляд снова падает на Рен. Вытягивая ноги перед собой, я поправляю свой полутвердый член, который дает о себе знать в штанах. К счастью, все либо заняты своими мобильными телефонами, либо спят, так что они не могут застать меня за этим. Вместо этого это дает мне возможность позволить моим мыслям о Рен поглотить меня.

Сейчас я так же одержим ею, как и тогда, когда мы впервые встретились в Нью-Йорке. Если нет, то больше. Я должен был знать, что она действует мне на нервы так, как я никогда не испытывал, когда уходил с той встречи, чтобы проведать ее. Затем настоял, чтобы она пришла на другую встречу, потому что я не мог вынести, что бы она исчезла из поля моего зрения.

Закрывая глаза, я делаю глубокий вдох. Я так усердно старался держаться от нее на расстоянии, что почти не разговаривал с ней. Не потому, что я чувствую себя преданным или взбешенным тем, что произошло вскоре после того, как я трахнул ее у двери гостиничного номера.

Нет.

Это потому, что я не почувствовал ничего из того, что должен был почувствовать.

Я моргаю, открывая глаза, слегка качая головой, когда на меня нахлынуло осознание. Эта женщина могла бы вырвать мое сердце из груди, швырнуть его на землю и растоптать, прежде чем выбросить в мусорное ведро, и мне все равно было бы наплевать. Я бы предпочел вернуться за добавкой.

Я держал каждую мысль и чувство полностью при себе, запертый в маленькой части своего мозга, отказываясь позволять словам даже звучать в моей голове, но теперь это уже не остановить.

Не сейчас, когда я заметил, что мои братья тоже тают рядом с ней. Я не знаю, что в ней такого, что притягивает нас, несмотря на наши усилия, но я устал бороться с этим. Это не стоит усилий, не тогда, когда я хочу выиграть гребаный приз в конце.

Рен Дитрихсон была моей еще до того, как я узнал, кто она на самом деле, и она моя точно так же и сейчас. Мы этого не выбирали, и я не думаю, что она тоже, но это самая честная, грубая и реальная вещь, которую я когда-либо чувствовал в своей жизни.

Я вижу, как она смотрит на меня, когда думает, что я не смотрю. Она разглядывает мои шрамы снова и снова, но в ее потрясающих голубых глазах нет ни намека на страх или отвращение, только интрига с намеком на желание.

Черт.

Вытирая лицо рукой, я пытаюсь успокоиться, но теперь, когда я открыл дверь в своем сознании, это уже не остановить.

— Отсюда я чувствую, как у тебя крутятся шестеренки.

Я замираю, услышав ее голос, разносящийся по воздуху и заставляющий мой член дернуться, когда я снова обращаю на нее свое внимание. Она проводит руками по своей свободной белой майке, прежде чем вытереть невидимые ворсинки со своих леггинсов, продолжая лежать, не сводя с меня глаз.

— Там громче всего, Bellissima, — признаю я, сознавая, что предпочитаю быть немногословным.

Понимающая улыбка украшает ее губы, и мои руки сжимают концы подлокотников, пока я пытаюсь сдержаться, чтобы не броситься на нее и не заявить о своих правах на нее так, как этого хотят мой член, душа и гребаное сердце.

Никто не должен быть таким феноменальным. Это не должно быть возможно. Не с такой историей, как у нее, которая только делает ее еще более способной к выживанию. Воин.

Я в восторге от нее.

Черт, я ношу свои шрамы с гордостью, для меня нет другого выхода. Шрамы, которые я получил из-за одного испытания моего отца, которые он любил организовывать, чтобы укрепить нас. Но в то время как мои видны, ее скрыты под слоями травм, которых она не заслуживает. Травму, которую я хочу стереть, избавить ее от боли и разбитого сердца, но это делает ее именно той, кто она есть.

Мой член торчит в штанах, я слишком горю желанием показать ей, как сильно я уважаю ее и ее сильные стороны.

Рен наклоняет голову набок, оценивая меня, медленно садится и проводит пальцами по волосам. Она оглядывается и видит, что Маттео и Энцо погружены в тихую беседу, прежде чем снова переключить свое внимание на меня.

Ее язык скользит по нижней губе, в то время как ее глаза впиваются в мои. — О чем ты думаешь?

Это даже не тот вопрос, который требует рассмотрения. Правда легко слетает с моих губ.

— О тебе.

Ее глаза слегка расширяются, как будто ей приятно это слышать, и она слегка подается вперед на своем сиденье. — И что на счет меня?

Уголок моего рта приподнимается, когда я приподнимаю бровь. — Ты действительно хочешь знать?

Я могу выложить все это, но я не уверен, готова ли она это услышать. Если она когда-нибудь будет.

— Я бы не спрашивала, если бы не хотела, — отвечает она, пожимая плечами, в ее глазах мелькает намек на поддразнивание.

Легкий изгиб моих