И когда он перестал писать, я сказала:

– Я придумала, что вам нужно принести мне в следующий раз, сэр.

– Что же это, Грейс? – спросил он.

– Редиску, – ответила я.

– Редиску? – переспросил он. – Красную редиску? А почему вы выбрали редиску? – И нахмурился, как будто это пища для глубоких размышлений.

– Ну, сэр, – ответила я. – Все остальное, что вы приносили, было на вид несъедобным. Эти овощи нужно сначала приготовить, и поэтому вы уносили их с собой, за исключением яблока, которое вы принесли в первый день, и это было очень мило с вашей стороны. Но я подумала, если бы вы принесли редиску, то ее можно было бы съесть сырой, а она сейчас как раз поспевает. В тюрьме нас очень редко кормят чем-нибудь свежим, и даже когда я ем на кухне этого дома, мне совсем не достается овощей с огорода, ведь их выращивают только для хозяев. Так что редиска для меня – настоящее лакомство. И я была бы вам очень признательна, сэр, если бы вы принесли еще немножко соли.

Он негромко вздохнул, а потом спросил:

– У мистера Киннира выращивали редиску?

– Да, сэр, – ответила я. – Но когда я туда приехала, сезон уже закончился. Ведь редиска вкуснее всего в начале сезона, а когда наступает жара, она вянет и идет в семена, и в ней заводятся черви.

Этого он не записал.

А когда он собрался уходить, то сказал:

– Спасибо вам, что рассказали свой сон, Грейс. Возможно, скоро вы расскажете мне еще один. – И я ответила:

– Может быть, сэр. – А потом добавила: – Я попробую их вспомнить, если это поможет вам, сэр, справиться с неприятностями. – Ведь мне его было жалко: он казался таким расстроенным.

– Почему вы решили, что у меня неприятности, Грейс? – спросил он. И я ответила:

– Люди, которые сами попадали в неприятности, сразу замечают их у других, сэр.

Он сказал, что это весьма любезно с моей стороны, потом минуту помедлил, как будто хотел добавить что-то еще, но затем передумал и кивнул мне на прощанье. Он всегда слегка кивает, когда уходит.

Я не закончила квадратик для стеганого одеяла, потому что доктор Джордан пробыл со мной в комнате меньше обычного. Поэтому я сидела и продолжала шить. Вскоре вошла мисс Лидия.

– Доктор Джордан ушел? – спросила она. Я сказала, что ушел. На ней было новое платье, которое я помогала ей шить: белый узор из птичек и цветочков на фиолетовом фоне. Платье очень ей шло, а подол раздувался, как половинка тыквы. И я подумала, что, наверно, мисс Лидии хотелось перед кем-нибудь покрасоваться.

Она уселась напротив меня в кресло, где перед этим сидел доктор Джордан, и начала рыться в корзине для шитья.

– Никак не могу найти своего наперстка, наверное, положила его сюда, – сказала она. А потом: – Он забыл про ножницы! Не думала, что он оставит их у вас под рукой.

– Нас это не беспокоит, – сказала я. – Он знает, что я не причиню ему вреда.

Она посидела немного с корзиной для шитья на коленях.

– Вы знаете, что у вас есть поклонник, Грейс? – спросила она.

– И кто же это? – сказала я, подумав о конюшем или каком-нибудь другом молодом пареньке, который, возможно, услышал мою историю, и она показалась ему романтичной.

– Доктор Джером Дюпон, – ответила она. – Сейчас он остановился у миссис Квеннелл. Он говорит, что вы прожили замечательную жизнь, и проявляет к вам огромный интерес.

– Не знаю я такого джентльмена. Видать, он читает газеты и путешествует по свету, а я для него – достопримечательность, которую полагается осмотреть, – сказала я резковато, подозревая, что она смеется надо мной. Мисс Лидия любит пошутить и порой заходит при этом слишком далеко.

– Он человек серьезный, – сказала она. – Изучает нейрогипноз.

– А что это? – спросила я.

– Ну, вроде месмеризма, только гораздо научнее, – сказала она, – это связано с нервами. Наверное, доктор Дюпон вас знает или, по крайней мере, видел вас, потому что он говорит, что вы по-прежнему красивы. Возможно, он встретил вас на улице, когда вас утром сюда вели.

– Возможно, – сказала я, представив себя с двумя ухмыляющимися мерзавцами по бокам.

– У него такие темные глаза, – продолжала она, – так и прожигают насквозь, как будто он способен заглянуть в душу. Но я не могу сказать, что он мне нравится. Он, конечно, старый. Похож на матушку и всех остальных. Наверное, ходит на эти их столоверчения и сеансы. Я во все это не верю, и доктор Джордан тоже.

– Он так сказал? – переспросила я. – Значит, он человек здравомыслящий. Лучше с такими вещами не связываться.

– «Здравомыслящий человек» звучит примерно так же, как «банкир», – сказала она и вздохнула. Потом она промолвила: – Грейс, он говорит с вами больше, чем со всеми нами вместе взятыми. Что он на самом деле за человек?

– Джентльмен, – ответила я.

– Ну, это я и сама знаю, – отрывисто сказала она. – А на кого он похож?

– На американца, – ответила я, но это она тоже знала. Потом я смягчилась и сказала: – Он похож на порядочного молодого человека.

– Ох, не хотела бы я, чтобы он был чересчур порядочным, – сказала она. – Преподобный Верринджер – чересчур порядочный человек.

Про себя я с этим согласилась, но поскольку преподобный Верринджер пытался выхлопотать мне помилование, я сказала:

– Преподобный Верринджер – церковнослужитель, и он обязан быть порядочным.

– Мне кажется, доктор Джордан очень язвителен, – произнесла мисс Лидия. – С вами он тоже очень язвителен, Грейс?

– Не думаю, что поняла бы, если бы он съязвил, мисс, – ответила я. Она снова вздохнула и сказала:

– Он выступит на одном из маминых вторников. Обычно я их не посещаю, ведь там так скучно, хоть мама и говорит, что я должна больше интересоваться серьезными вопросами благосостояния общества, и преподобный Верринджер говорит то же самое. Но на сей раз я пойду: уверена, что доктор Джордан будет увлекательно рассказывать о лечебницах. Хотя лучше бы он пригласил меня к себе в гости на чай. Конечно, с мамой и Марианной, ведь я же должна иметь провожатых.

– Молодой девушке они завсегда нужны, – подтвердила я.

– Грейс, иногда вы становитесь старой ханжой, – сказала она. – А я ведь уже не девочка – мне девятнадцать лет. Наверное, для вас это ничего не значит, вы через все это прошли, но я никогда раньше не пила чай в гостях у мужчины.

– Раз уж вы этого никогда раньше не делали, мисс, – сказала я, – незачем и пробовать. Но если ваша матушка тоже пойдет, я уверена, что все будет вполне благопристойно.

Она встала и провела рукой по швейному столу.

– Да, – сказала она, – все будет вполне благопристойно. – Казалось, от этой мысли ей грустно. Потом она спросила: – Вы поможете мне сшить новое платье? Для вторничного кружка. Я хочу произвести впечатление.