Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как он?
— О, он в восторге. Есть фотография, на которой запечатлен министр финансов де Барко, целующийся с Лючиано Грако. А тот когда-то был одним из самых могущественных воротил каморры. Умер уже. Его катер взорвали. Все время носился слух, что это политическое убийство.
— И что теперь?
— Ничего особенного. Уйдет в отставку, только и всего. Ничего не меняется.
— Алессандро, должно быть, разочарован.
— Не думаю. У итальянцев есть особенность: на самом деле они недолюбливают перемены. На словах утверждают, что хотели бы многое изменить, но на деле — нет. Все прискорбные общественные явления настолько вплетены в их образ жизни, что изменить что-то одно невозможно.
Этот анализ итальянской души меня поражает.
— Тебе, может, психологией заняться?
— Они простые люди, — с тоской говорит Луиза.
Ночь стала немного прохладнее. Время ложиться спать. Еще не поздно, но бесконечная жара в течение долгого дня изматывает. Луиза ведет меня через дом к спальне, которую я занимал неделю назад. В дверях она обвивает мои руки вокруг своей талии и склоняется мне на плечо.
— Так здорово обниматься в этом большом старом доме.
Я нежно держу ее и незаметно отстраняюсь, с тем чтобы она не почувствовала моего возбуждения.
— Давай завтра устроим день безделья, — тихонько произносит Луиза.
— Ладно.
Она целует меня в губы, легко и быстро.
— Buona notte.
— Доброй ночи. — Я закрываю дверь: не хочу смотреть, как Луиза идет по коридору к своей комнате.
Когда я просыпаюсь, Луиза уже хлопочет внизу. Может, остаться в постели и дождаться, когда она придет меня будить? Но свет бьет такой яркий, что слепит глаза. День обещает быть очень жарким.
Луиза в белой пижаме и халате сидит на кухне, перед ней кофе и булочки.
— Привет, — бодро восклицает она и подает мне чашку с тарелочкой.
— Итак, что у нас на повестке дня безделья?
— Для такого дня есть одно-единственное занятие.
— Это какое же?
— Пойдем купаться.
— У меня купального костюма нет.
— Там, куда отправимся мы, он не понадобится.
Моей первой реакцией на эти слова оказывается вовсе не прилив эротического возбуждения, о чем вы, возможно, подумали. Вновь увидеть тело прекрасной женщины, почувствовать трепет от ее близости — нет, не о том думаю я в первый момент. Я сразу ощутил беспокойство. Когда Луиза в последний раз видела меня голым, я был таким же стройным, как и она, а потому радовался своей беззастенчивой наготе. Только прежнего тела у меня уже нет. Разница, конечно, невелика, но мышцы стали дряблыми, где некогда был поджарый живот, теперь висит пузо. Жирок прет отовсюду. На груди какие-то побитые сединой спутанные волосы.
— Ты ведь не стесняешься, а? — лукаво улыбается Луиза.
Я трогаю себя за живот:
— Я не столь подтянут, каким был когда-то, милая.
— Не волнуйся, прихватим большие полотенца.
— Увы, я действительно далеко не тот. Ты же, уверен, как всегда, прелестна.
— За это не поручусь. Десять лет для нас обоих не прошли без следа.
— Сравнительный конкурс я проиграю.
— Застенчив и тщеславен. Забавное сочетание.
— Я не тщеславен.
— Еще как тщеславен! Тебя заботит, как ты выглядишь. Это тщеславие.
— Тогда мы все тщеславны.
— По мне, тщеславный человек тот, для которого важно прежде всего его собственное мнение, а уже потом — каким его видят другие.
— Ты тщеславна?
— Женщинам тщеславие не дано. Нам в первую очередь приходится дорожить мнением окружающих, производить на них впечатление. Если же удается преодолеть это и погрузиться в себя, тогда это достоинство. Тщеславие же достоинством не является, так ведь?
— Наверное, так, — говорю я, пораженный точностью и простотой ее логики.
— Во всяком случае, тебе беспокоиться не о чем. Я замужем за стариком. Для меня ты смотришься потрясающе. — Тон Луизы дружеский, ласковый, нет в нем ни малейшего намека на флирт.
— Утром Алессандро звонил?
— Нет. У него целый день занят. Он позвонит уже на пути домой.
— Ты думаешь, он вернется сегодня?
— Может быть. Я не знаю. Тебе не нравится, когда я в твоем распоряжении?
— Ты опаснее каморры.
— Смешно. Можно, я расскажу Алессандро?
— По-моему, это плохая мысль: вдруг он поинтересуется, что я имел в виду.
— Ты о чем?
— Ты знаешь о чем.
Луиза весело и пронзительно смотрит на меня, потом закуривает.
— До отъезда надо купить что-нибудь поесть, воды и журналы. Тебе, наверное, понадобится крем «Фактор-100» вроде моего.
Я и сам уже думаю о том, что мне придется натирать ее кремом для загара. Неожиданно возникает приятное воспоминание о вчерашнем: плывем на пароходике через залив, и на какое-то время уходит прочь вожделение, я испытываю рядом с ней нежное чувство дружбы. Только это недолговечно. С той поры сексуальное влечение все сильнее и сильнее. Штука болезненная. Я до того охвачен желанием обладать Луизой, что едва сдерживаюсь.
— Джим? — Голос Луизы выводит меня из раздумий.
— Да. — Я пью холодный кофе, чтобы прийти в себя.
— С тобой опять что-то не так?
— Извини. Никак не могу проснуться.
Мы останавливаемся у магазинчика в небольшом городке Мета и покупаем ветчину, моцареллу, помидоры, хлеб и две большие бутыли ледяной воды. У газетного лотка Луиза покупает журналы «Вог» и «Харперс» на итальянском, а я беру «Гералд трибюн», «Гардиан Юроп» и шариковую ручку для кроссворда. Все это складываем во вместительную пляжную сумку Луизы. Я бдительно слежу за тем, чтобы испарина на бутылках не намочила мои газеты. Еще Луиза добавляет два флакончика крема для загара — «Фактор-15» и «Фактор-6». Два полотенца — уж большие, так большие — уложены как подобает. Направляемся к морю. Дорожка крутая. Тень от невысоких, чисто побеленных домиков не спасает нас от высокого утреннего солнца. Далеко под нами виден небольшой заливчик, защищенный высокими скалами, пляж с хижинами и маленькое кафе. Людей немного: одни загорают, другие плещутся в море.
— Вон туда вниз пойдем, да? — с тревогой спрашиваю я. — Нас же арестуют.
— Подожди, — просит Луиза.
Мы сворачиваем за угол, и становится виден весь залив. Прямо напротив пляжа есть другой, поменьше, он отгорожен дамбой из пиленых бревен, там несколько кафе и народу — яблоку упасть негде. Луиза кивает: