Теперь Дидди понимает, что он не исключение. Он оторвался от сестры. И она спокойно позволила этому произойти.

— Уходи, пожалуйста, — говорит Инна самым дружелюбным тоном, каким могла бы обратиться к любому — мягко и по-дружески. — Мы поговорим об этом завтра.

Он кивает светловолосой головой. Чувствует, как редеющая челка бьется о лоб. Ни о чем они завтра не будут разговаривать. Все сказано. Все позади.

Дидди кивает головой всю дорогу вниз по лестнице, через лужайку, сквозь тьму до самого дома, где его ждут жена и маленький сын.

Ульрика встречает его в дверях вопросом:

— Ну, как она?

Маленький принц спит, и Ульрика прижимается к Дидди. Он заставляет себя обнять жену. Поверх ее головы он видит собственное лицо, отраженное зеркалом в золотой оправе — и не узнает того, кто смотрит на него. Кожа — как маска, оторвавшаяся от точек приклеивания.

И Инна знает про эту историю с «Квебек Инвест». Это плохо, очень плохо. Что она там сказала? Что ей звонил журналист с «СДН» и задавал вопросы?

Инна лежит на кровати, прижав мокрое полотенце к носу, из которого снова сочится кровь. И вновь она слышит, как дверь на первом этаже открывается и закрывается. На этот раз — голос Маури.

— Алло!

Инна мысленно издает стон. Она не в состоянии объясняться. Да и не собирается этого делать. Не в состоянии запретить им звонить в полицию и вызывать врача.

Маури, во всяком случае, стучится. Он стучится сперва во входную дверь, потом по косяку двери, уже стоя в холле и окликая ее. Похоже, он готов постучать и по перилам лестницы, выкрикивая, что сейчас поднимется. И еще раз стучится в открытую дверь спальни, прежде чем осторожно заглянуть внутрь.

Маури смотрит на ее распухшее лицо, на ее разбитую губу, синяки у нее на запястьях и спрашивает:

— Ты сможешь все это запудрить, как ты думаешь? Мне нужно, чтобы ты поехала со мной завтра в Кампалу на встречу с министром экономики.

Тут Инна начинает смеяться. Она совершенно в восторге от того, что Маури изображает хладнокровие и сохраняет хорошую мину при плохой игре.

* * *

Когда третьего декабря Инна и Маури вылезают из самолета, снабженного кондиционером, жара и влага ударяют им в лицо, как воздушная подушка в автомобиле. Пот стекает по ним ручьями. В такси нет кондиционера, а сиденья обтянуты искусственной кожей — вскоре спины у них насквозь промокли от пота, они стараются сидеть то на одной, то на другой ягодице, чтобы уменьшить контакт с сиденьем. Таксист обмахивается огромным веером и, нисколько не смущаясь, подпевает песням, льющимся из радио. Движение хаотично, то и дело машина останавливается в пробках, и тогда водитель вывешивается в окно и болтает с другими таксистами или делает знаки детишкам, которые возникают как по волшебству, пытаясь что-то продать или просто держа перед собой раскрытую ладонь. «Мисс!» — говорят они, умоляюще стуча в окошко Инны. Она и Маури сидят на заднем сиденье с поднятыми окнами и потеют, как звери.

Маури зол, их должны были встретить в аэропорту, но, не обнаружив встречающих, они вынуждены были взять такси. В прошлый раз, будучи в Кампале, он видел огромные зеленые парки, холмы вокруг города. Сейчас он видит только марабу с их омерзительными красными шейными мешками, толпящихся на крышах домов.

В здании правительства работает кондиционер, температура поддерживается на уровне двадцати двух градусов, так что Инна и Маури в своей мокрой одежде сразу начинают мерзнуть. Секретарь проводит их внутрь, и едва они успевают подняться по широкой мраморной лестнице с красным ковром и перилами из черного дерева, как навстречу им выходит министр экономики. Это женщина лет шестидесяти с широкими бедрами. На ней темно-синий деловой костюм, волосы выпрямлены специальными щипцами и заколоты на затылке. Черные туфли поношены, под выделанной кожей проступают очертания пальцев ног. Она пожимает им руки, смеясь и весело разговаривая, кладет свою левую руку поверх их ладоней. По пути в свой кабинет спрашивает, как прошла поездка и какая погода в Швеции. Предлагает сесть и наливает чай со льдом.

Всплеснув руками, с ужасом в голосе спрашивает, что произошло с Инной.

— У вас такой вид, словно вы пытались пересечь улицу Лювум-стрит[31]в час пик.

Инна рассказывает свою историю о том, как на нее в самом центре Стокгольма напала группа подростков.

— Уверяю вас, — говорит она под конец, — самому младшему было лет одиннадцать, не более.

«Именно детали делают ложь убедительной, — думает Маури. — Инна врет с такой завидной легкостью».

— Куда катится наш мир? — вздыхает министр экономики и подливает им еще чаю со льдом.

На секунду воцаряется тишина. Все думают об одном и том же. То, что группа подростков нападает на женщину, избивает ее и забирает кошелек — просто воскресная служба по сравнению с тем, что происходит на севере Уганды. Военизированные группировки и «Господня армия сопротивления» наводят ужас на мирное население в северных частях страны. Казни, пытки, изнасилования стали частью повседневной жизни. ГАС регулярно забирает в солдаты детей — боевики приходят среди ночи, приставляют пистолеты к головам родителей, заставляют детей убить семью соседей — «иначе твоя мать умрет», и затем забирают их с собой. Не приходится опасаться, что они сбегут, — им уже некуда вернуться.

Из страха быть украденными около двадцати тысяч детей приходят каждый вечер из деревень в город Гулу и спят возле церквей, больниц и автобусных станций, чтобы утром снова отправиться домой.

Но Кампала — хорошо обустроенный город, в котором можно сидеть в кафе на открытых террасах и заниматься торговлей. О проблемах в северных провинциях здесь говорить не принято. Поэтому ни Инна, ни Маури, ни министр экономики больше ни словом не обмолвились о детях и насилии.

Вместо этого они начинают приближаться к тому, ради чего встретились сегодня. Это тоже минное поле. Все хотят договориться. Но каждая сторона — на своих, а не на чужих условиях.

«Каллис Майнинг» закрыл свою шахту в Килембе. Пятью месяцами ранее трое бельгийских горных инженеров были убиты, когда местная милиция напала на автобус, идущий в Гулу. Инфраструктура почти полностью разрушена. Вместе с двумя другими горнодобывающими компаниями «Каллис Майнинг» построила дорогу от северо-запада Уганды до Кампалы. Три года назад она была совершенно новая, а сейчас местами совсем непроходима. Различные военизированные формирования минировали, блокировали и взрывали ее. После наступления темноты ее нередко перегораживают, и может произойти все, что угодно. Вокруг нее болтаются накачанные наркотиками, обалдевшие подростки с оружием в руках. А за ними, чуть поодаль — их более старшие товарищи по оружию.

— Я строил шахту не для того, чтобы ею овладели вооруженные группировки, — говорит Маури.