Существует глупейшее и популярное высказывание, что, дескать, в споре рождается истина. В споре рождается раздражение и даже ненависть, а из этой сомнительной материи ничего хорошего возникнуть не может.

Лучшее, что может произойти, — оппоненты уточнят для себя позиции.

Для удобства разговора на эту скользкую тему я предлагаю перестать пользоваться понятием «толерантность» (обозначим как «Т»), которое, в сущности, не устраивает обе стороны: противников «Т», потому что для них она лишь воплощение зла, а сторонников — сочетанием букв, которое очень мешают в работе.

Попробуем очертить это самое понятие, не определяя его через самое себя, а пользуясь исключительно соседствующими понятиями и идеями. Может быть, таким образом удастся нащупать общую платформу для последователей и противников толерантности, в данном случае противников из среды православного священства.

Итак, первая и необходимая составляющая — принцип неосуждения. Он знаком христианам, можно сказать, от них и пришел, и это не вызывает никаких сомнений: «Не судите, да не судимы будете». Не буду приводить адрес цитаты, чтобы меня не сочли начетчиком.

Строго говоря, это вполне достаточный принцип для общения с окружающими, которых мы, в силу нашей немощи, не можем назвать ближними по той причине, что они не так выглядят, не так едят, не так молятся — или вообще не молятся, — по-другому веселятся, и танцуют, и поют, некоторые из них имеют несколько жен, а еще более некоторые имеют наклонность любить представителей своего пола, а не противоположного.

Мы не готовы их выслушать, не готовы предоставить им те права, которые имеем сами, — жить в соответствии со своими принципами и склонностями.

— А может, они захотят убивать всех подряд? — спросят мои оппоненты. — Может, среди их привычек будет расположение к насилию, к педофилии, к вампиризму, в конце концов?

— А на это есть закон, — отвечу я, — государственный закон, принятый большинством и обязательный к выполнению. Кто его нарушил — того в тюрьму.

Второй необходимый принцип — милосердие, или сострадание. В арсенале основных противников «Т» есть, среди десяти заповедей блаженств, одна такая: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». Не возражаете?

Итак, есть закон, наказывающий преступников, и здесь пресловутое «Т» ни при чем, и еще есть милосердие, которое зовет некоторых людей идти служить в тюрьмы и больницы, в детские дома и приюты и, в частности, к умирающим от СПИДа, которых многие очень не любят, считая, что они получили заслуженное наказание в виде болезни за свои грехи — не буду их лишний раз перечислять. Тем более что не одни злые грешники болеют СПИДом, а также маленькие детки, которые, как известно, не отвечают за грехи родителей, и жертвы простого медицинского мероприятия — переливания крови, при котором им влили зараженную кровь недобросовестные врачи и медсестры. Именно здесь, на общей площадке добровольного социального служения, могут мирно встретиться сторонники и противники «Т».

Наконец, третье: про любовь, которая превыше всего и которой не хватает ни тем, ни другим. А если бы ее хватало, то они совместно делали бы одно и то же дело и разделялись бы не по принципу сторонников и противников толерантности, а по иному принципу: людей, которые готовы служить ближнему, и людей, которые еще не доросли до этого радостного состояния. Я таких прекрасных людей знаю и в том, и в другом лагере.

Всё вышесказанное наводит меня на мысль: не лучше ли вам, противникам толерантности, и нам, ее сторонникам, объединить свои усилия в тех областях, где мы сходимся, — помогать тем, кто нуждается в помощи, не делая различия между «эллином и иудеем», между грешным и праведным, и не выносить суждения (уточним: осуждения) тем, кто придерживается иных взглядов.

(из интервью)

— В Европе уже говорят о том, что политика мультикультурализма провалилась. В России «дружба народов», провозглашаемая в СССР, обернулась страхом и недоверием к приезжим, к эмигрантам, «чужим». Огромное количество людей так или иначе симпатизируют крайне националистическим идеям. Национальность действительно является преградой на пути к взаимопониманию между людьми или она — всего лишь повод для выплескивания агрессии?

— Я училась в Московском университете в начале шестидесятых годов, весь советский маразм — все фальшивые истории партии, политэкономии, научный атеизм, комсомольские собрания и сельскохозяйственные повинности — проходила.

Но атмосфера была человечески очень хорошая. Действительно, на нашем курсе учились люди разных национальностей — индонезийка, венесуэлка, кубинцы, даже негр из Сомали, очаровательный и утонченный юноша. Вьетнамцы были. И, разумеется из республик Союза: кореянка из Средней Азии, узбечка, латыш, чеченец, абхазец, армянка были на нашем курсе. Не было ни тени национализма, расизма. Конечно, не все со всеми дружили. Ясное дело, что друзей себе выбираем мы исходя из каких-то иных побуждений, не национальных. Про себя могу сказать: мне вообще человек очень интересен, и национальные особенности тоже интересны. Они определенно есть. Ну, это такое у меня устройство. Когда я очутилась в нью-йоркском метро в 1986-м, которое полно было разноцветных людей, в немыслимых одеждах, улыбающиеся все — я была совершенно счастлива. Мне очень нравится, что люди разные. Другим — нет. Испытывают постыдную и отвратительную ненависть к «другим». Начали мы выпускать детскую серию «Другой, другие, о других». Именно на эту тему: люди разные, и это интересно. А не страшно! Последние две темы — агрессия и праздники.

По мне, национальность — это повод для того, чтобы радоваться красоте и разнообразию творения.

Беседовала Анна Рулевская.

Журнал «Ереван», № 7–8, 2011

Слово «благотворительность» мне не нравится. То ли дело «каритас» или «шаритэ». Звучит красиво, кругло, недлинно. А наша «благотворительность» — слово длинное, нескладное. К тому же, ясное дело, благотворитель — богач, а по законам классового сознания богач — лицо отвратительное.

В советские времена бедность и богатство были нравственно заряженными понятиями. Всем было ясно, что богач — непременно злодей, а бедняк — хороший человек. В общем, богатого следует ограбить и всё отдать бедному. На том стояли. Бедному, сколько ни дай, не помочь. Он всё норовит опять стать бедным. Поэтому уж лучше не давать. Всем поровну — идея, может, и хорошая, но нереализуемая. Даже если б и удалось всё общественное достояние раздать поровну, назавтра один бы пропил, другой проиграл, третий отдал бы в рост. И в кратчайшие сроки возникло бы новое неравенство. И тут приходит в голову мысль: а может, бедные не хотят быть богатыми?

На восемьдесят лет в России о благотворительности забыли с большим удовольствием: государство всё взяло на себя, а обществу было предложено молчать и аплодировать. В крайнем случае не вмешиваться. Какая уж тут благотворительность?