Весь личный состав немедленно возвращался со всех видов работ, из отпусков и командировок. Войска полностью обеспечивались боеприпасами и всем имуществом по нормам военного времени[180]. Имеющиеся теперь в составе 39-го стрелкового корпуса силы (около 23 тыс. человек, 237 орудий, 285 танков, более 1 тыс. пулеметов) не уступали японским. Корпус прикрывала авиация 1-й Краснознаменной армии (70 истребителей и 180 бомбардировщиков). И все же основная тяжесть боев легла на плечи пехоты.

Наступление советских войск началось во второй половине дня 6 августа. Бойцы 118-го и 119-го стрелковых полков, несмотря на большие потери, к вечеру пробились на восточные скаты высоты Заозерная. Уже в сумерках был нанесен мощный штыковой удар, и на вершине горы лейтенантом И.Н. Мошляком был водружен красный флаг.

Правда, гребень северной части и северо-западные командные точки высоты оставались в руках противника до 13 августа. В течение последующих пяти суток части 40-й сд отразили до 20 контратак японской пехоты. Хотя еще 8 августа центральные газеты сообщили, что «наша территория очищена от останков японских войск и все пограничные пункты прочно заняты частями Красной армии». Как не без резона решили в руководстве страны, правда о событиях в районе Хасана прозвучала бы слишком большим диссонансом предыдущим пафосным сообщениям о победах РККА.

Оставшуюся незанятой нами часть Заозерной, как и соседние высоты Черная и Безымянная, японцы оставили только после достижения перемирия 13 августа.

Согласно приказу из Москвы 11 августа, начиная с 12.00, огонь прекращался. Правда, в самый последний момент командованию 39-м корпусом пришлось прибегнуть к «воспитательным» мерам. Поскольку и после оговоренного времени японцы продолжали обстрел, по их позициям был произведен короткий, но мощный огневой налет. Подействовало… Японская сторона, очевидно, почувствовала, что и в ее интересах прекратить конфликт на данной стадии. В течение последующих дней состоялись советско-японские переговоры по демаркации спорного участка границы, положение постепенно перешло в нормальное русло.

Завершилась горячая стадия конфликта, наступила пора подведения и анализа итогов хасанских боев. Против ожидания тех, кто еще в июле намеревался проучить «японскую военщину», цена одержанной победы оказалась велика. Официальная (хотя и она, естественно, не разглашалась) информация о потерях содержала сведения о 408 убитых и 2807 раненых. В действительности потери были вдвое большими — 960 человек убитыми и 3279 человек ранеными (для сравнения: потери японцев составили 650 человек убитыми и 2500 ранеными)[181].

Думается, маршал Блюхер не испытывал иллюзий по поводу того, кто должен был стать главным ответчиком за случившееся. Еще в ходе боевых действий он, не в силах перенести огромное психологическое напряжение, заболел. Зная это, Ворошилов, тем не менее, 9 августа выговорил командующему фронтом за неисполнение его приказа от 7 августа о немедленном выезде в Хабаровск: «Положение фронта и вся обстановка требуют постоянного Вашего присутствия в Хабаровске. Еще раз категорически требую немедленно выехать в Хабаровск и взять твердо в руки руководство фронтом».

По воспоминаниям вдовы маршала Глафиры Лукиничны, он вернулся с Хасана в крайне возбужденном состоянии. Из разговора по прямому проводу Ворошилова с членом военного совета КДФ Мазеповым 11 августа известно, какие мысли обуревали Блюхера. Мазепов сообщал: «Выполняя Вашу директиву № 84 о немедленном возвращении в Хабаровск для того, чтобы взять твердо в свои руки управление фронтом, мы сегодня прибыли в 14.00 в Хабаровск. В служебный вагон командующего для встречи его явились его заместители — комбриг Филатов и комбриг Романовский, здесь же присутствовал зам. наштафронта комбриг Мельник. В присутствии всех и обращаясь ко всем, командующий заявил следующее: «Я заявляю официально о том, что здесь проведена провокация, жертвой которой я являюсь, что командующего втоптали в грязь и смешали с навозом, что меня как командующего фронтом больше не существует».

Симптоматично, что прямо во время этого разговора Ворошилову по просьбе Блюхера доложили, что сам он подойти к телеграфному аппарату не в состоянии — лежит больной. Что болел — ясно, но настолько ли, что не мог переговорить с наркомом? Не исключено, что Василий Константинович уже просто махнул на все рукой. И понимал, что ничем, никакими разговорами, докладами и объяснениями дело не поправить.

Кампания по моральному и психологическому добиванию маршала активно развивалась и после окончания конфликта на Хасане. Первая скрипка принадлежала все тем же Мехлису и Фри-новскому. Лейтмотивом их докладов в Москву становится призыв как можно скорее снять Блюхера с должности. Так, Мехлис в пространной телеграмме Сталину и Ворошилову, направленной 12 августа, сообщал: «Дела здесь находятся по моему глубокому убеждению [в таком состоянии], что надо скорее решать вопрос. В присугствии подчиненных известное Вам лицо ведет себя так, что это расшатывает дисциплину». 18 августа Блюхер уже отбыл по вызову Ворошилова в Москву, а ему вслед несется: «Красноармейцы и командиры военным делом не занимаются, а отвлечены хозяйственными работами. Боевая подготовка, я повторяю свои формулировки, на последнем месте… Известный Вам человек скажет, что это клевета на армию и на него… К сожалению, этот человек многие годы скрывал от наркома истинное положение вещей и обманывал, сознательно или бессознательно — это другой вопрос, наш Центральный Комитет». А своеобразным апофеозом неприятия, ненависти к Блюхеру стала шифртелеграмма Сталину и Ворошилову, направленная эмиссаром Москвы 24 августа: «Я мог бы исписать сотни страниц, характеризующих бездеятельность, граничащую с Преступлением известного Вам лица».

В унисон с Мехлисом докладывал и Фриновский. 21 августа он информировал Ворошилова: «Состояние, в котором сейчас находится Дальневосточный фронт, не дает сколько-нибудь относительных гарантий того, что он будет способен выполнить задачи войны на Дальнем Востоке. Требуется принятие самых энергичных и решительных мер для приведения фронта в боеспособное состояние. В первую очередь необходимо:

1. Решить вопрос о командовании фронта. Плохое состояние подготовки войск фронта, неумелое проведение боевой операции в районе озера Хасан, величайшая неорганизованность диктуют необходимость срочного решения вопроса о замене командующего фронтом»[182].

Этот вопрос и стал главным в повестке дня заседания Главного военного совета РККА 31 августа 1938 г. Как разительно отличались два заседания ГВС, проведенные с разницей ровно в три месяца! В конце мая Блюхер, как мы помним, вправе был чувствовать себя триумфатором. Вопреки мнению Ворошилова, ему удалось добиться значительного усиления войск Дальнего Востока, с ним по-доброму разговаривал «Главный хозяин», как Василий Константинович привык величать Сталина. А теперь? Что ждало его на сей раз?