Люди слегка отодвинулись, и у бара образовалось свободное пространство. Джо что-то прошептал Фрэнсису на ухо. Гиффорд побелел от ярости и двинул Джо кулаком в живот. Эллиот оттолкнул его и ударил еще раз. Это доставило ему несказанное удовольствие. Он понял, что Фрэнсис вдрызг пьян: удары Гиффорда не достигали цели, в отличие от его собственных. В драку начали ввязываться посетители: в воздухе замелькали бутылки, стаканы и табуретки. Джо бил Фрэнсиса, пока между ними не встал хозяин — крупный мужчина с мясистыми руками.

Он негромко сказал Джо:

— Сынок, не знаю, из-за чего вы поссорились, но это будет стоить тебе места.

Джо тут же опомнился и опустил кулаки.

Тем более что Фрэнсис уже не мог ему отвечать. Он стоял, привалившись к стойке, и заходился кашлем. Из разбитой брови текла кровь. Внезапно пивная опустела, лишь несколько старых пьяниц забились по углам со своими кружками. Пол был усеян осколками стекла.

Вернувшись в полуподвал, Джо сложил в сумку свои скромные пожитки, бросил ключ на кухонный стол и ушел. Холодный зимний воздух смыл с него остатки гнева. Эллиот чувствовал себя измученным морально и физически. Он шел по тротуару, удаляясь от дома, в котором прожил пять последних лет, и только теперь начинал осознавать, что наделал.

Во-первых, бросил работу, свой единственный источник дохода, причем сделал это как раз тогда, когда найти другое место труднее всего. Во-вторых, лишился крыши над головой в самое холодное время года. В общей сложности у него было — Джо порылся в карманах — два фунта, три шиллинга и семь пенсов. Требовать у владельца «Штурмана» свое жалованье за последнюю неделю было бесполезно: оно пойдет в уплату за ущерб. Поскольку Джо работал неполный день, пособие по безработице ему не полагалось: кроме того, его выгнали, а не уволили по сокращению штатов. А в Комитете общественной помощи вряд ли стали бы рассматривать его заявление.

Но все мысли Джо были только об одном. Почему, ну почему он ударил Фрэнсиса? Он, который обычно легко справлялся с собственным гневом… А когда Фрэнсис не захотел дать сдачи, почему он сказал ему то единственное, что могло разлучить их навечно?

Дрожа от холода, Джо поднял воротник пиджака и вспомнил их беседу. Они говорили о Робин. «Она прибежит, стоит мне только свистнуть, — сказал Фрэнсис. — Как собачонка»… Он стиснул зубы.

Он ударил Фрэнсиса, потому что не мог слышать, как тот оскорбляет Робин.

— Эллиот, ты дурак, — пробормотал он себе под нос. — Ты любишь Робин Саммерхейс целую вечность.

Джо морочил себе голову, твердя, что они с Робин всего лишь друзья, что он относится к ней как старший брат, но знал, что обманывает себя. Он не мог сказать точно, когда эта дружба перешла в любовь, но зато хорошо помнил, когда именно его насмешливое и слегка покровительственное отношение к Робин сменилось уважением. Это случилось тогда, когда Джо понял, что из них троих только Робин имеет цель в жизни. Он сам видел, как она переживала из-за ребенка, умершего от дифтерита, и как упорно занималась работой, от которой любой другой лишился бы иллюзий и впал в депрессию. Даже сейчас при мысли о маленькой фигурке в знакомом зеленом пальто, бродящей по самым неприглядным лондонским улицам, у него сжималось сердце. Хотелось взять ее за руку, защитить и отвести туда, где тепло и уютно.

Но Робин любила Фрэнсиса. Джо мало что мог ей предложить. А после учиненного сегодня вечером у него не осталось ничего.

Четверть у Хью закончилась, и он повез Элен в Эли покупать подарки к Рождеству. Она купила шерсть для вязания, чтобы сделать подарки служанкам и садовнику, и стеклянные глаза для мягких игрушек, которые сама сделала для деревенских девочек. Хью она уже подарила шарф, а отцу на каждое Рождество вязала перчатки и носки. Заглянув в витрину магазина игрушек, она попыталась решить, что можно купить для деревенских мальчиков. Потом подозрительно покосилась на кошелек и тщательно пересчитала полукроны, флорины и шестипенсовики. Воздушные шарики стоили пенни штука — дешево и сердито, но за оловянную машинку, которые так любят все мальчишки, нужно было заплатить два пенса три фартинга. В Торп-Фене было пять маленьких мальчиков. Нет, сосчитать все это было ей не по силам.

— Элен?

Она подняла глаза. Хью смотрел на нее так, что у девушки подкосились ноги.

— Тебе помочь?

Она покраснела — то ли стыдясь собственной глупости, то ли стесняясь взгляда Хью — и выпалила:

— Не пойму, сколько денег у меня осталось. Не сосчитаешь?

Элен вытряхнула в его ладонь содержимое кошелька, и через несколько секунд Хью сказал:

— Элен, у тебя десять шиллингов и пять пенсов. Сколько игрушек тебе надо купить?

Подарки они покупали вместе: Элен выбирала, а Хью подсчитывал сумму и платил. Когда они вышли из магазина, красная как рак девушка сказала:

— Наверно, ты считаешь меня полной идиоткой.

Хью взял ее за локоть и остановил посреди тротуара.

— Ну что ты, — сказал он. — Ничего подобного.

Они вернулись к машине. Элен ощущала страх и возбуждение. Она пообещала себе сегодня же поговорить с Хью, но все откладывала и откладывала. Теперь это можно было сделать только по дороге домой. Некоторое время они ехали молча. В небе летел большой клин диких гусей; тростник покрылся инеем; запруды обледенели. Всю прошлую неделю лил дождь, и теперь поля разделяли полосы замерзшей воды.

Наконец Хью нарушил молчание:

— Элен, отец поправился?

— Да. И теперь служит вовсю. Правда, доктор Лемон говорит, что у него неважно с сердцем.

— Значит, на работу ты не вернешься?

Девушка медленно покачала головой. Когда несколько недель назад она заикнулась об этом, отец посинел и весь остаток дня пролежал в постели. Хью посмотрел на нее и сочувственно улыбнулся:

— Не повезло тебе, старушка.

Поняв, что подходящий момент настал, она тронула Хью за руку и сказала:

— Остановись на минутку, ладно?

Он затормозил и свернул на обочину. Элен ощутила редкий прилив уверенности в себе и поняла, что поступает правильно. Она выбралась из машины и пошла к запруде с заиндевевшим тростником. Хью последовал за ней.

— Я хотела сказать, что не стоит волноваться из-за папы. Он боится не моего замужества, а того, что я уйду из дома.

Хью казался сбитым с толку, и она поняла, что не слишком удачно выразила свою мысль.

— Понимаешь, дом священника очень большой. Ты мог бы ездить в школу на машине, правда? А мне не пришлось бы никуда уходить.

Они с Хью могли бы занять пустую спальню рядом с гостиной. А спальня Элен со временем стала бы детской… Может быть, папа даже обрадуется, если в доме появится еще один мужчина.

— Элен… — прошептал Хью.