Была, разумеется.

Они помолчали. Каждый из них мог рассказать кучу историй на сей счет. На глазах Ледникова адвокат, который не смог развалить дело об убийстве – доказательства были железные, свидетелей полно, – тянул деньги с родителей молоденького убийцы, уверяя их, что он «зарядит» всех, кого нужно. Мало того, он умудрился брать с них даже после приведения приговора в исполнение. Парня уже расстреляли, но известия об этом еще не поступило, а адвокат все добирал деньги с несчастных родителей, прекрасно зная, что его подопечного нет на свете… Другой адвокат родителям осужденного на смертную казнь послал из Москвы телеграмму: «Добился изменения приговора». Те на радостях перечислили ему огромную сумму. При этом формально он не соврал, потому как действительно добился мелочной поправки в приговоре. Но на исход дела это все равно не повлияло! Он знал адвокатов, которые убеждали заключенных продать квартиры. Мол, за такую огромную взятку их наверняка освободят, а он, адвокат, точно знает, кому надо дать. Заключенные давили на несчастных родственников: «Продайте квартиру!» Те продавали, не догадываясь, что деньги шли в карман адвокату. И никто уже не узнает, был ли с ним в доле следователь или судья? Или это были просто сказки, и он все присвоил себе.

Отец помассировал висок пальцем, словно у него разболелась голова.

– Самое же опасное, что речь теперь не о том, чтобы спасти невиновного, отыскать смягчающие обстоятельства… Нет, главной доблестью многих адвокатов стало умение развалить дело, чтобы спасти убийцу, выиграть процесс любой ценой… А правда сама по себе совершенно не интересна, она только мешает…

Ледников вспомнил командировку в Ставрополь, где в следственном изоляторе сидело существо по фамилии Гасанов… Этот был садист самый натуральный, настоящий изувер. В изоляторе, где, благодаря огромным деньгам, которые туда ему передавали, Гасанов, окруженный прихлебателями и шестерками, чувствовал себя хозяином и как-то в приступе злобы вырвал глаз сокамернику, который, как ему показалось, сделал что-то не так. Ему грозил новый солидный срок. А потом вдруг выяснилось: опера из изолятора установили, что глаз вырвал кто-то другой, а Гасанов и вовсе отличается примерным поведением… Тем бы все и закончилось, но один из заключенных, доведенный до отчаяния, написал кровью записку о беспределе в камерах и просто выбросил ее из автозака, когда его везли на допрос. К счастью, записку кто-то подобрал и отнес в прокуратуру.

Ледникова и его старого приятеля капитана Прядко отправили в Ставрополь разобраться, потому что на местных надежды не было. Быстро выяснилось, что за чудом с глазом стоял адвокат Гасанова, который состоял при его брат-миллионере. Именно адвокат возил операм деньги, ящики с коньяком, дарил их женам драгоценности. Именно он добился, чтобы они состряпали новое дело. Оперов раскололи моментально, потому как все лежало на поверхности, а вот адвокат Гасановых остался в стороне. Правда, через какое-то время его нашли за городом в собственной машине с полиэтиленовым мешком на голове. Но это, что называется, была уже другая история.

Была у Ледникова с тем же капитаном Прядко и другая командировка – в Мурманск. Там арестовали уголовного авторитета по кличке Типун. Имелись данные, что он знает, где находится тайник с большим количеством оружия, включая автоматы и гранатометы. Прядко тогда сработал виртуозно, убедил Типуна показать, где тайник. Уже собрались ехать за оружием, был готов конвой, машина, но неожиданно появился адвокат, вернее, адвокатесса, которой кто-то стукнул про поездку. Она пишет Типуну записку: «Откажись от поездки. На тебя навесят лишние статьи». И Типун тут же дал задний ход. Схрон, между прочим, так и не нашли. Сколько народа потом положили из этого оружия? Прядко орал тогда на адвокатессу так, что Ледников боялся, как бы он ее не удавил. А она смотрела на него кукольными глазками – у вас своя работа, а у меня своя…

Отец вздохнул:

– Помню, ко мне зашел перед каким-то совещанием Келлер-старший и тоже стал жаловаться на адвокатов, так сказать, новой формации… Говорил, что подозреваемые сейчас боятся порой адвоката больше, чем следователя, прокурора, суда… Потому что адвокат напрямую связан с уголовным миром. Какой-нибудь бандит, может, и готов рассказать следствию, кто заправляет в банде, назвать главного отморозка. Но он молчит, потому что на допросе присутствует его адвокат, нанятый на деньги этого самого отморозка. Обо всех показаниях он тут же доложит тем, кто его нанял. Скажи лишнее – убьют в камере еще до суда.

– А чего это вздумал тебе, прокурорскому, жаловаться?

– Честно говоря, я не сразу понял, чего Келлер так разволновался. Собственно, о том, что многие адвокаты стали посредниками между чиновником и своими клиентами, уже давно было всем известно. Мало того, они не просто посредничают, нет. Одних склоняют к взяткам, а других на них раскручивают. При этом солидная часть сумм, разумеется, оседает в их собственных карманах.

Отец какое-то время помолчал, словно переживая заново давний разговор. Потом продолжил:

– А потом Келлер стал очень горячо говорить об отношениях адвокатов с криминальными авторитетами и ворами в законе. Он-то хорошо знал, что конечный этап этого пути один. Адвокат, связавшийся с такими персонажами, не понимал, что всегда будет для них лишь юридическим «халдеем», с которым, как с банальным официантом, все дозволено, который все стерпит. Каким бы великим ловкачом адвокат себя ни считал, у него не было шансов выиграть эту партию, потому что в любой момент на его юридическое хитроумие или ловкость могли ответить бейсбольной битой, ножом или выстрелом из пистолета. А старший Келлер знал старую истину: «Не связывайся с братками, не давай им советов, потому что при первом же подозрении – подвесят за язык. Или просто так убьют, как станешь не нужен. Потому что ты для них все равно – халдей. Был и останешься».

– Ну, тут он абсолютно прав.

– В какой-то момент я все-таки сообразил, почему старик Келлер пришел ко мне с этой исповедью. Видимо, Келлер-джуниор вступил на тот самый путь, с которого нельзя свернуть, а осторожные мудрости отца воспринимал как старорежимную глупость. В общем, Келлер-старший панически боялся, что сын неминуемо вляпается в какую-нибудь дурную историю. Боялся и в то же время надеялся, что вот уж тогда-то он придет к отцу за помощью… Обычные надежды стариков, еще пытающихся проявить себя в новые времена, но не представляющих, как это сделать, – грустно улыбнулся отец.

– Он что, сказал тогда, что боится за сына?

– Нет, впрямую не сказал. Я потом навел кое-какие справки. Келлер-джуниор принципиально брался только за самые громкие и скандальные дела. Он защищал воров, коммунистов, дельцов, проворовавшихся чиновников… Ему было все равно – виновны они или нет, убивали сами или стали жертвами, крали или их подставили… Важно было прогреметь, прозвучать, попасть в газеты и на телеэкраны. Ведь в глазах окружающих он – законник и занят защитой закона. Но при этом – человек, который может закон обойти, потому как знает, что надо сделать, чтобы остаться безнаказанным.

– А ты случайно не помнишь, кто из его подопечных мог иметь дела с Муромским? Чтобы сегодня предъявить права на часть наследства?