— Доехал на велосипеде, разумеется, — сержант Трой, победоносно улыбаясь, перекрыл своей репликой общий гомон. — Мы ведь уже получили сводку по кражам, верно, сэр?

Барнаби достал из папки на столе лист формата А4 и помахал им с тем же самодовольством, с каким повар по телевизору достает из духовки блюдо, которое приготовил заранее.

— Сегодня в Каустоне украдены три велосипеда. Детский горный, туристский, на котором какой-то старикан добирался до своего участка, и, наконец, «пежо лидер спринт», оставленный около кафе «Мягкая туфелька». Это легкий велосипед. Ехать на нем можно быстро. И я думаю, это как раз то, что мы ищем.

Несколько офицеров были раздосадованы таким фокусом. Если шеф уже раскопал это и все проверил, почему было не сказать сразу? Барнаби улыбался, не обращая никакого внимания на их недовольство. Если время позволяло, он никогда не отказывал себе в удовольствии дать команде поработать мозгами.

— Вообще-то, рискованно, сэр, — усомнилась сержант Брирли. — А если бы он не нашел велосипеда?

— Не мог не найти. Начнем с того, что у центра «Хэлфордс»[44] всегда стоят несколько штук для рекламы. Возможно, он туда и шел, когда ему попался «пежо спринт».

— Идеально, — оценил Григгс. — Быстрый, легко избавиться, если нужно, легко спрыгнуть и спрятаться.

— Вот именно, — согласился Барнаби. — Велосипед должен быть где-то поблизости. С утра отправим людей искать его.

— А вдруг к этому времени Джексон придет за ним, чтобы избавиться от улики?

— Надеюсь, что попытается. В доме мой человек. Отныне куда Джексон, туда и мы.

Не было никакого смысла рассказывать подробно о проблемах, с которыми он столкнулся, чтобы организовать слежку, хотя бы временно. Людям, в чьих руках находились бразды правления и кошелек, его уверенность казалась всего лишь подозрением, не подкрепленным никакими фактами. Службу наружного наблюдения подключили с большой неохотой, предупредив, что будут контролировать ситуацию каждые двадцать четыре часа. В это же время завтра Джексон опять будет свободен как птичка. Если это случится, решил Барнаби, поставлю там своего человека и буду спокоен.

— То есть мы хотим подстегнуть его, сэр? — спросил Чарли Эгнью.

— Нет. Пусть пока погуляет. Пока нам нечего ему предъявить. — Поверх голов подчиненных Барнаби мрачно обозрел противоположную стену с обширной панорамой снимков, демонстрирующих искалеченные останки Чарли Лезерса. — Когда я возьму этого мерзавца, он уже не выскользнет.

Луиза собиралась ложиться. Она уже с час собиралась и могла собираться еще час, потому что все эти сборы были совершенно бесполезны. Она не уснет. Вполне можно было бы и не ложиться, не снимать бархатного кремового халата, а по-прежнему сидеть, свернувшись, в глубоком кожаном кресле. Кресло было безупречной овальной формы, без подлокотников и ножек, оно свисало на шелковых шнурах со стеклянной балки под крышей дома.

Легкие покачивания взад-вперед иногда расслабляли ее, погружали в приятную дремоту. Но не сегодня вечером. Сегодня понадобился бы гений фармацевтики или еще не созданный опиат, чтобы дать отдых ее измученному сознанию.

Ей хватило бы и жутких новостей про Энн. Услышав, что произошло, Луиза живо представила себе боль и ужас Энн, поняла, насколько та сейчас близка к смерти. Да, уже этого Луизе хватило бы. Но было кое-что еще…

Вэла новости потрясли поначалу. Он искренне расстроился. Но позже, вечером, после звонка из дома викария, над всеми чувствами его возобладало негодование, даже ярость.

— Боже всемогущий! Да когда же они оставят в покое беднягу?

— О чем ты?

— Об этих чертовых полицейских. Они будут травить и травить его, пока у него не кончится терпение.

— Кого? — Конечно, она прекрасно понимала кого.

— И тогда от отчаяния он сорвется и бросится на них. Возможно, тоже оскорбит их в ответ. Прямо вижу, как они потирают свои мерзкие ручонки, как отправляют его обратно в тюрьму! — Валентин в упор смотрел на сестру, и по его лицу было видно, что он-то уже в отчаянии.

— Бедный Жакс, — быстро проговорила Луиза. Она чуть не забыла свою роль, ту, что совсем недавно начала играть. — Что на этот раз?

— Все как обычно. Стараются повесить на него то, чего он попросту не мог совершить.

— Это ведь не… — Луизе пришлось лихорадочно искать себе опору, и она почти упала в кресло.

— Да, конечно, нападение на Энн Лоуренс. Они даже забрали одежду, в которой он был в то время, когда на нее напали.

— О нет! — Луизе стало по-настоящему дурно. — Вэл, но этого не может быть.

— Разумеется, не может! Он был в доме викария весь день. Но попробуй убеди их в этом! — Он наконец заметил, как ужасно побледнела сестра. — Прости, Лу. Я эгоистичный идиот. Она же была твоей подругой, да?

— Да. — Теперь Луиза в этом уже не сомневалась. Энн была ее подругой. Как она могла когда-либо думать иначе?

— Принесу тебе бренди.

Луиза вспомнила, что уже пила бренди. Влила его в себя как воду, и с тем же эффектом. Едва оправившись от потрясения и найдя в себе силы встать, она извинилась и пошла наверх. Приняла ванну, завернулась, все еще дрожа, в кремовый халат и вот теперь бесконечно раскачивала кресло в ритме своего отчаяния.

Она уговаривала себя, что ошиблась. Он проехал так быстро. Велосипедист, весь в черном. Леггинсы, джемпер с длинными руками, вязаная шапка надвинута на лоб и полностью скрывает волосы. Она остановилась всего лишь на минуту у банка. Собиралась выйти, даже дверь уже слегка приоткрыла, сзади на дороге никого не было. И вот он появился в боковом зеркале. Сначала далеко, потом прямо перед ней, потом пропал. Всего лишь секунда. Но она видела лицо в зеркале. И узнала его.

Во всяком случае, она так подумала. Но вот теперь Вэл говорит, что Жакс был дома весь день. Вэл говорит, что был с ним, когда случился этот ужас. Значит, она ошиблась. В отчаянии Луиза, разуверившаяся в Боге еще раньше, чем в Санта-Клаусе, стала молиться. Неумело, неловко, но с жаром, с истинной страстью, не зная толком, что говорить.

— Пожалуйста, Боже, — бормотала она, — пусть это будет не он! — Потом, поскольку такая формулировка показалась ей слишком туманной, она заставила себя уточнить. Назвала даже его имя, ощутив, как оно жабой уселось на кончике языка: — Я хотела сказать, сделай так, чтобы тот велосипедист… сегодня в Каустоне… был не Жакс.

У нее во рту было холодно и пусто. И она знала, что мольбы эти бесплодны. Так какой тогда смысл? Луиза выбралась из кресла и стояла, глядя сквозь стеклянную крышу на почти черное небо, усеянное холодно светящимися точками. Да как там вообще может кто-то существовать? Не то что хоть сколько-нибудь интересоваться мольбами измученной женщины…