неважно. Чтобы трубок и табака хватило на всех солдат, нам пришлось добавить к отцовским двенадцати фунтам свои карманные деньги.

– А нельзя ли нам сшить для неё фланелевую нижнюю юбку? – предложила Мышь. – Сошьём и оставим, ничего ей не сказав, у неё на пороге.

– «Фланелевую нижнюю юбку»? В такую жару? – вопросили мы возмущённым хором.

И предложение не прошло. Ноэль вызвался написать для вдовы стихи, однако Освальд испытывал отчего-то стойкое ощущение, что миссис Симпкинс относится к тем натурам, которым не слишком близка и понятна поэзия.

Г. О., конечно, внёс своё предложение:

– Дождёмся, пока она ляжет спать, и споём под её окнами «Правь, Британия»[48].

Мы, ясное дело, опять не воодушевились.

Денни считал полезным объявить в пользу нашей вдовы подписку среди богатых и обеспеченных соседей, но мы ему объяснили, что это опять будут деньги, которые не принесут утешения гордой матери британского солдата.

– Ох, как же нелегко ей помочь, хоть самую малость, – вздохнула Элис.

– Да уж потруднее, чем даже кучу стихов написать, – сказал Денни.

Я бы на его месте лучше помолчал про стихи. У Ноэля мигом сделался больной вид.

– Надо выяснить, как она добывает себе пропитание, – предложила Дора, – и помочь ей в этом. Только, боюсь, она не позволит.

– Да никак не добывает, – уверенно проговорил Г. О. – Только в саду копается постоянно. Ну, может, ещё и в доме. Но этого мы всё равно не узнаем. У неё ведь дверь постоянно закрыта.

И тут нам всем стало ясно, чем мы можем порадовать несчастную женщину. Мы условились пробудиться в тот ранний утренний час, когда всё живое вокруг ещё предаётся сладкому сну, а бледно-розовая заря лишь едва окрашивает на востоке тёмный небосклон, и взяться изо всех сил за сад миссис Симпкинс.

Мы и пробудились. На самом деле. Ведь часто случается такое, что с вечера соберёшься, а за ночь желание восстать ото сна ранним росистым утром уже куда-то пропадает.

Но у нас всё шло в точности по задуманному. Держа ботинки в руках, мы стали бесшумно красться вниз по лестнице. Денни вот только хоть осторожный, но невезучий: он уронил свой ботинок, и тот ухнул вниз с таким грохотом, будто вдруг разразилась гроза. Дядю Альберта это разбудило, однако, услышав от нас, что мы просто решили чуть-чуть поработать в саду, он не стал нас останавливать и вернулся в постель.

Когда никто, кроме вас, ещё не встал, всё вокруг кажется очень красивым, совсем иным, чем обычно. Мне объясняли, что это из-за теней, которые ранним утром ложатся гуще, но, на мой взгляд, причина гораздо глубже, а на взгляд Ноэля, дело тут в феях. Они за ночь везде навели порядок, и люди ещё не успели его нарушить.

На крыльце мы обулись, достали садовые инструменты и поспешили к белёному коттеджу. Это красивый домик под тростниковой крышей, как в раскрасках, которые выдают девочкам в школах, где солому на крыше нужно заштриховать очень мягким толстым карандашом, если у вас он имеется, а если нет, то она и так превосходно выглядит.

Мы придирчиво оглядели сад. Всё в нём выглядело удивительно ухоженным, за исключением одного участка, заросшего сорняками. Я сразу определил среди них крестовник, мокричник и ещё несколько явно вредных растений, названий которых не знал.

Мы рьяно принялись за работу, используя все принесённые инструменты. Наши лопаты, тяпки, вилы и грабли так и мелькали. Дора, которую всё ещё беспокоила раненая нога, работала сидя совком.

И нам удалось одержать решительную победу над всеми зловредными сорняками. Запущенности как не бывало. Вместо неё простирался участок ровной чистой грязи.

Мы как следует потрудились и чувствовали себя счастливыми. Ведь работали-то бескорыстно, и никому из нас тогда даже в голову не пришло записать это в «Книгу золотых деяний», где должны были отражаться наши добродетельные поступки.

Мы как раз позволили себе немного полюбоваться прекрасными результатами честного своего труда, когда дверь коттеджа стремительно распахнулась и из дома свирепым торнадо вылетела овдовевшая солдатская мать, взгляд которой сулил всем неминуемую гибель, как ядовитый анчар.

– Мерзкие дети! Кто вас просил соваться в чужие дела? Вам мало своей земли, чтобы копать её и поганить? Так нет ведь, мой маленький сад изгадили!

Слова её привели некоторых из нас в сильное замешательство. Однако никто не ушёл.

– Мы только избавили ваш сад от вредных сорняков, – начала объяснять Дора. – Потому что нам очень хотелось чем-нибудь вам помочь.

– Проклятые маленькие пролазы! – воскликнула одинокая мать солдата.

Звучало это весьма-таки жёстко, но мы уже знали, что жители графства Кент нередко обзывают людей проклятыми, если рассердятся.

– Это был мой турнепс! – бушевала она. – И моя капуста! Именно их вы и выкопали. А турнепс посадил мой мальчик, перед тем как уйти на войну! Убирайтесь-ка все отсюда, пока я вас не отходила ручкой от швабры!

И, должен признаться, она действительно к нам направилась с древком. Тут даже самые отважные из нас и наихрабрейший из храбрых, Освальд, повернулись и дали стрекача.

– Всё-таки это было очень похоже на сорняки, – заметил Освальд, когда мы, охваченные мрачностью и запоздалыми сожалениями, угрюмо шагали домой.

А Дикки добавил:

– Вот что бывает, когда пытаешься совершать эти ваши «золотые деяния».

Уже возле самой калитки нам встретился почтальон.

– Вот почта для Моут-хауса. – Он протянул нам несколько конвертов и стремительно удалился, словно куда-то опаздывал.

Мы поглядели. Почта была для дяди Альберта, но к большому конверту, в котором ему прислали журнал, прилипла открытка. Элис её отлепила. На ней был написан адрес миссис Симпкинс.

Чувство порядочности не позволило нам прочесть ничего, кроме адреса, хотя понятия чести, вообще говоря, дозволяют даже заглянуть в текст, если открытку отдали вам и вы ею заинтересовались.

Мы начали обсуждать дальнейшие свои действия. Дискуссия разгорелась бурная. В итоге Элис и Освальд, сказав, что они, в отличие от некоторых, не робкого десятка, снова направились к белёному коттеджу. Элис держала открытку так, чтобы ей и Освальду была видна лишь сторона с адресом и они не могли даже случайно прочитать остальное.

С отчаянно бьющимся сердцем, но внешне невозмутимые, они подошли к двери, которая на их стук тут же с грохотом распахнулась.

– Ну! – с кислым видом, как пишут в книгах, глянула на них миссис Симпкинс.

– Нам жаль до глубины души, что мы повыдергали ваш турнепс, – начал Освальд. – Но мы обязательно попросим отца как-нибудь возместить вам ущерб.

Она едва слышно пробормотала в ответ, что не собирается быть никому обязанной.

– А вернулись мы вот по какой причине, – продолжил