class="p1">Любовники были так увлечены друг другом, что не заметили стоящую в дверях побледневшую маркизу, а она, с трудом сдерживая рыдания, кинулась из дома прочь. Даже думать о том, что супруг развратил ее сестру, было нестерпимо, но больше всего ее страшили мысли о собственной судьбе.

— Только не в подвалы, — в ужасе шептала она и, не обращая внимания ни на насквозь промочивший ее одежду ливень, ни на бьющие по рукам и ногам ветки, бежала сквозь сад к любимой церкви.

Рыдая, она распахнула дверь и рухнула на холодный пол. В церкви было тихо и зловеще, со всех освещенных луной витражей на нее скорбно смотрели грешники, участь которых она боялась разделить. Страх и отчаяние захватили ее, и, бормоча молитвы, она даже не услышала, как к ней подошел брат Франсиско.

— Сластолюбие, — медленно сказала Мария, глядя на статую маркиза на надгробии, — смертный грех. А как можно наказать за смертный грех?.. Маркиза нашла для себя ответ. И однажды после ужина ее супруг очнулся в подвале в темной маленькой комнате с крохотной прорезью в двери, сквозь которую разглядел свояченицу, запертую так же, как и он. Они могли видеть и слышать друг друга, даже могли разговаривать, вот только помочь друг другу не могли. И оба в недоумении пытались осмыслить, что же с ними случилось, пока, гремя ключами, в подвал не спустилась маркиза.

— Грешники должны быть наказаны, — глухим срывающимся голосом отвечала она на все вопросы из запертых комнат.

Слезы сестры ее не трогали, уговоры, к которым маркиз приступил, когда понял, что его приказы бесполезны, ее не вразумляли. Она лишь вставала на колени и молилась, периодически отлучаясь в дом. Вся безысходность их положения дошла до маркиза несколько позже, когда выяснилось, что его супруга кормить их не собирается.

— Ваши тела, — сказала она, в очередной раз преклоняя колени, — уже испорчены и должны как можно скорее освободить ваши души, о спасении которых я молюсь.

Ни стоны, ни крики, ни угрозы, ни увещевания не помогали. Маркиз, вероятно, ждал, что к нему на помощь придут слуги, но всех слуг маркиза отпустила, сообщив им о его тяжелой болезни и не став уточнять симптомы.

В страшных муках истощения пленники умерли друг напротив друга, глядя на молящуюся маркизу через узкие прорези запертых дверей. Она прочитала последнюю молитву и отпустила им все грехи, а после заказала великолепное надгробие и с помощью верного брата Франсиско похоронила покойных. И если внимательно приглядеться к скульптурам на могиле, то можно заметить, что она ничуть не раскаивалась в содеянном, а даже, наоборот, гордилась им. Ведь, по ее мнению, эти потерянные души она все-таки спасла…

— Я не понял, — тихо спросил Матео, прерывая рассказ, — она в этом доме маньячкой стала?

Как ты, он в упор смотрел на Марию.

— Или просто чокнулась?

Как Бьянка, он покосился на мрачный силуэт особняка.

— А кто сказал, что одно исключает другое? — невозмутимо отозвалась Мария. — Думаю, вам стоит дослушать ее историю, и сможете сделать выводы самостоятельно…

После смерти супруга маркиза надела траур, который уже не снимала до конца жизни. Став полноправной хозяйкой, она первым делом направилась в пансион и выгнала оттуда куртизанок. Потом собрала всех воспитанниц и, прочитав горячую проповедь о порочности тела и чистоте души, предложила им добровольно уйти в монастырь, из которого когда-то вышла сама. Однако далеко не все откликнулись на ее зов. Девушки знали о щедрых подарках и отступных, которые раздавал маркиз при выпуске из пансиона, и тешили себя надеждой найти если не достойного мужа, то хотя бы обеспеченного покровителя. При таких амбициях предложение молиться остаток жизни в монастырской келье мало кому показалось заманчивым.

— Грешников надо спасать, — вздохнула маркиза и начала наводить свои порядки.

Первым делом она наняла новых слуг, достойных и набожных людей, готовых на все, чтобы защитить добродетель, — именно так рекомендовал их ей брат Франсиско. Их верность и понимание оказались очень кстати, когда маркиза, продолжив менять жизнь особняка, отправила покорных воспитанниц в монастырь, а строптивых — в подвалы, где столько времени провела сама и где недавно умерли ее супруг и сестра. Однако она была не так жестока, чтобы позволить девушкам разделить участь их прежнего благодетеля. В ее планах было их просто переучить, но, как это сделать, она пока совершенно не представляла.

К счастью или к несчастью для юных пленниц, у маркизы появилась новая проблема, и она на время забыла о них. Началась изнурительная борьба за наследство бездетного маркиза, в которую вступили его брат и племянник. Сильные, имеющие влиятельных друзей, они захотели отобрать у маркизы единственный дом, который она могла назвать своим. Как обычно ей оставалось лишь плакать и молиться о спасении. И однажды оно пришло, вернее было приведено ее духовником. Странный человек в черном, не назвавший ни своего имени, ни звания, долго о чем-то говорил с маркизой, а затем, когда некая таинственная договоренность была достигнута, один за другим погибли все претенденты на наследство. Больше ее права на особняка никто не оспаривал.

Так маркиза, не имея могущественных покровителей, сама стала покровительницей шайки разбойников, а ее особняк с обширной системой подвалов — их убежищем, где они прятались сами и куда свозили награбленное. Смущало ли это набожную маркизу? Едва ли. Движимая религиозным рвением, она сосредоточилась лишь на одном грехе, забыв, что их несколько больше.

Обосновавшись в доме, разбойники обратили внимание на измученных, лишенных дневного света девушек, которых маркиза все еще держала в подвалах, так и не придумав, как наставить их на путь истинный. Разбойники заинтересовались судьбой бесхозных красавиц и вскоре предложили маркизе достойное им применение: раз они грешны — они должны быть наказаны! Маркиза, не раздумывая, согласилась и передала и подвалы, и всех, кто в них томился, своим новым друзьям.

От простых развлечений разбойники вскоре перешли ко все более изощренным, и комнаты пыток, любезно предоставленные им маркизой, подошли для этого как нельзя лучше. Многое повидавшие и попробовавшие с маркизом девушки к происходящему оказались не готовы ни морально, ни физически. Они молили о пощаде, но тщетно. Их стенания были для маркизы не более чем криками наказанных грешников, которые она слушала с видимым удовольствием. Искупление стало соразмерно греху, решила она. Так в особняке, который ее почивший супруг хотел сделать персональным раем, она устроила подобие маленького ада.

— А сама она чем занималась все это время? — спросил Матео, стараясь отогнать воспоминания о гремящих в тишине подвала цепях. — Тоже участвовала?

— Лишь слушала и временами смотрела.

— Прямо