собачье. — О сыне ему нужно было раньше думать. Передайте ему, мальчик в нем не нуждается. Он нашел второго отца. Аркадий Владиславович — человек чуткий, благородный. Он мальчика не обижает, он любит его. Я знаю, Алексей раскаивается, но… так ему и надо. — Нина подошла к туалетному столику, провела пуховкой по лицу. В зеркале Анастасия Васильевна видела ее злое, вдруг подурневшее лицо. Ей стало душно. В комнате столько вещей!

«Нет, не стану просить у нее адрес дачи. Сама отыщу мальчика», — решила Анастасия Васильевна.

— Пойдемте с нами на лекцию в Дом ученых, — пригласила Нина. — Там собирается изысканная публика, цвет ученого мира. Мы с Аркадием Владиславовичем там часто бываем.

— Спасибо, Нина Петровна. А что, Аркадий Владиславович защитил диссертацию?

— Он защищает через неделю. — В голосе Нины звучала гордость.

Она включила телевизор. На крохотном экранчике дрожали маленькие фигурки. Не оборачиваясь, Нина спросила:

— Мой муж по-прежнему изобретает или бросил?

— Алексей Иванович по-прежнему работает.

— Ну дай бог ему, — с иронией сказала Нина и капризно крикнула в сторону портьеры:

— Аркадий, почему ты так долго?

— Сейчас иду, Ниночка, — отозвался Погребицкий.

Нина одарила Погребицкого ласковой улыбкой, когда он положил перед ней на стол запечатанное письмо. Погребицкий вызвал по телефону такси. На улицу вышли втроем.

— Ниночка, посмотри, жена профессора Окуневского, — громким шепотом сказал Погребицкий.

Черная шляпка Нины заметалась из стороны в сторону.

— Где, где она?

— У витрины «Ювелирторга».

Высокая полная дама в сером пальто с двумя чернобурками на плечах медленно и важно отплыла от витрины. Нина знала: от профессора Окуневского во многом зависела судьба диссертации Аркадия. Профессор имел большое влияние на ученый совет. Ах, как жаль, что она не знакома с женой Окуневского. Нина вздохнула, мысленно перенеся чернобурок с плеч профессорши на свои плечи.

Анастасия Васнльепна отказалась от такси: она пойдет пешком.

— Алексею Ивановичу передайте, что Геночка живет хорошо, — сказала на прощанье Нина.

— А что его изобретение? — будто невзначай спросил Погребицкий.

«Оно тебе все-таки не дает покоя!» — подумала Анастасия Васильевна. — Алексей Иванович почти закончил чертежи, — сказала она.

— О, я рад за него! — деланно улыбнулся Погребицкий. — Надеюсь, скоро мы будем читать сообщения в газетах об его успехах. — Погребицкий изящным жестом приподнял мягкую шляпу. — Всего доброго, Анастасия Васильевна. Кланяйтесь нашему изобретателю.

Нина помахала из машины черной лайковой перчаткой.

«Они посмеиваются над Алексеем Ивановичем. В их представлении он глупец. Отказался от города, карьеры, модного костюма. В этом они видят красивую жизнь. Но красивая жизнь не у вас, а у него», — думала Анастасия Васильевна, провожая взглядом машину.

29

Первые лучи солнца, скользнувшие в окно, разбудили Анастасию Васильевну. В открытую форточку донесся слабый звук трамвайного звонка. Анастасия Васильевна оделась и вышла на улицу. Утро дышало свежестью. Солнце мягко освещало землю. На Морском проспекте машина шумно разбрызгивала воду по асфальту мостовой.

Трамвай наполнялся пассажирами. Кондуктор — молодая девушка в форменной курточке и голубом берете на белокурых завитках, сонным голосом объявляла остановки. Анастасия Васильевна смотрела в окно вагона.

Проехав Петроградскую сторону, трамвай вышел на мост. Сверкающая под солнцем Нева катила свои воды, покачивая на упругих волнах катера, баржи, лодки, голубея речными пристанями у гранитных набережных.

За Кировским мостом памятник Суворову. Фельдмаршал в доспехах рыцаря с повернутым к Неве лицом застыл с поднятым в небо клинком. За памятником зеленело Марсово поло, золотился шпиль Инженерного замка, темнели купы столетних деревьев Михайловского сада. Много раз видела Анастасия Васильевна улицы и площади Ленинграда, и каждый раз она находила все новые и новые черты строгой красоты города. Но как только она оставалась здесь надолго, она чувствовала смутную тоску по лесу с его тишиной, суровой природой, неизведанными уголками. И что скрывать? Она с радостью возвращалась в «комариную» Карелию, в свой бедный, неблагоустроенный дом, к своей тяжелой беспокойной работе.

Витебский вокзал. На перроне шаркали метлами уборщицы, кондуктора возле вереницы вагонов скучающе глядели на неторопливых пассажиров.

На Вырицу отправлялся электропоезд. Поезд шел мягко, бесшумно, мимо знакомых станций. Павловск, Антропшино, Кобрино… За окнами вагона — однообразный пейзаж. На пригорке — низкорослые леса, в низине — рыжие болота, изредка сверкнет речушка или озерко, промелькнут на их берегах деревушки, дачные поселки. Уцелевшие клочки леса вызывают невеселые мысли: под самым городом вырубили лес, сняли зеленую шубу с Ленинграда. «Во всех лесах мы хозяйничаем одинаково безответственно, — с горечью думала Анастасия Васильевна. — Двести пятьдесят лет назад для Невского прорубали просеку в дремучем лесу».

Таежная машинно-испытательная станция, или как ее сокращенно называли — МИС, занимала большую территорию влево от вокзала Вырица, за водокачкой. Контора МИС походила на контору леспромхоза в Хирвилахти. Анастасии Васильевне казалось, что если пройти в конец коридора, то она увидит знакомую дверь кабинета главного инженера и услышит голос Алексея Ивановича.

Секретарь директора МИС — совсем юная девушка с ямками на румяных пухлых щеках — заправляла в машинку чистый лист бумаги. Она сказала, что директор у себя, но собирается ехать на совещание.

— Идите, пока не ушел. — Девушка кивнула на дверь, обитую коричневым гранитолем, и застучала на машинке.

Директор МИС — грузный пожилой мужчина с лицом угрюмым и коричневым от загара, одетый в черный клеенчатый дождевик, столкнулся с Анастасией Васильевной на пороге кабинета. Узнав, зачем она приехала, он торопливо проводил ее к старшему инженеру и исчез, зажав под мышкой пухлый портфель.

Инженер что-то чертил на большом листе бумаги.

— Посмотреть опытные образцы? Стоило ехать такую даль?! — откровенно удивился он, предлагая Анастасии Васильевне стул. Голос у него был мягкий, на тонком, поблекшем лице большие грустные глаза, волосы с проседью, жилистая шея в морщинах. На вид ему и сорок, и пятьдесят. На рукаве темно-синего пиджака неумелая штопка, на темной рубашке полосатый галстук веревочкой.

В стенку поступали. Инженер извинился: его зовут к телефону — и бесшумно вышел из кабинета. Анастасия Васильевна глядела в окно. Вдоль забора тянулись кирпичные сараи с распахнутыми настежь дверями. Трактор, разворачивая гусеницами пропитанную дождевой водой землю, тяжело полз к воротам. По двору ходили люди в спецовках. На земле валялись груды металлического лома. «Не это ли опытные образцы лесных машин после испытания? — с горькой иронией подумала Анастасия Васильевна.

Инженер вернулся, сложил на столе худые кисти рук с узловатыми суставами, заговорил тихим голосом:

— Вас интересует, когда техника хлынет в лесное хозяйство? — Об этом знает только Москва. Технический совет министерства, Госплан. Там идеи, планы. А наша МИС — техническая инстанция. Мы только испытываем машины.

— Ваше управление может запросить Москву, — посоветовал инженер.

Анастасия Васильевна