Исследования показывают: тех, кто пережил травму, тревожные навязчивые воспоминания преследуют на протяжении дней и недель. Но, как показал Жан ван де Вельде, не все страдают от них месяцами, годами и десятилетиями. И только если люди испытывают их длительное время после события и не могут вернуться к нормальной жизни, им ставится диагноз «посттравматическое стрессовое расстройство».

Иных травма затягивает так, что они «застревают» в прошлом[328]. Исследования, в которых в качестве испытуемых выступали ветераны Вьетнама и жертвы полового насилия, показывают, что у людей, которые живут только прошлым, даже спустя много лет после травмирующего события уровень психологического стресса остается более высоким, нежели у тех, кто сосредоточен на настоящем и будущем. Высокие уровни стресса, в свою очередь, еще сильней приковывают внимание к прошлому, – и создается разрушительный замкнутый круг воспоминаний, такой же, как при депрессии.

Вероятность «застрять» в прошлом отчасти зависит от того, как человек реагирует на последствия события сразу после того, как оно произошло[329]. Вспомните ужасные огненные бури 1993 г. в Южной Калифорнии – каков был масштаб трагедии, сколько людей были вынуждены покинуть дома?! Элисон Холмен и Роксана Сильвер из Калифорнийского университета в Эрвине в течение нескольких дней после катастрофы беседовали с выжившими в близлежащей Лагуна-Бич и в районе Малибу-Топанга в Лос-Анджелесе, а затем опросили их через полгода и год. Сразу после пожаров некоторые говорили, что у них нарушилось чувство времени: оно словно застыло, настоящее утрачивало связь или с прошлым, или с будущим… Люди, у которых уровень такой «временной дезинтеграции» сразу после огненных бурь был очень высок, часто думали только о пожарах и полгода спустя. Через год они же страдали сильнее тех, кто смог сосредоточиться на настоящем или на будущем. «Разрушение времени» в ответ на травму предвещало: оставшихся в прошлом – узников воспоминаний – ожидают беды.

Проблемы с психикой могут закрепиться и у людей, которые пытаются избежать размышлений о травмирующем событии сразу же после того, как оно свершилось. Сильная боль, нанесенная травмой и связанными с ней навязчивыми воспоминаниями, порождает желание избежать любых мыслей о случившемся и, если возможно, подавить их все. В романе Сары ван Эрсдейл «К амнезии» (Toward Amnesia), вышедшем в 1995 г., главную героиню, Либби, недавно бросил возлюбленный. Она все время вспоминает о том, как они были вместе, эта память лежит на ней тяжким бременем, и, пытаясь избавиться от нее, Либби придумывает план. «В День памяти павших я решила добиться амнезии», – так начинается роман. Сначала она пыталась просто уговорить себя забыть. «Я пробивалась сквозь это… твердила как мантру: забудь, забудь, забудь…» В конце концов она спаслась от воспоминаний, проехав сотни миль до Канады в поисках убежища от памяти.

Хотя кажется, что после разочарования или травмы лучше и спокойнее именно забыть случившееся, такие попытки могут привести к неприятным последствиям. В качестве примера рассмотрю группу с высоким риском навязчивых воспоминаний о травмах: сотрудников чрезвычайных служб. Врачи скорой, пожарные и все, кто оказывает помощь людям при бедствиях, часто становятся свидетелями горя, иногда страшного. В беседах с работниками скорой Анке Элерс и ее коллеги выяснили: почти у каждого отмечались навязчивые воспоминания, связанные с работой[330]. Чаще всего вспоминались несчастные случаи, свидетелями которых они становились: потеря детей, гибель знакомых, насильственная смерть, жуткие ожоги, неудачные попытки спасения жизни… Хотя участники все время помнили о травмах, только каждый пятый из выборки Элерс соответствовал критериям посттравматического стрессового расстройства. Такие люди пытались сбежать от воспоминаний: они склонны были расценивать их как знак сумасшествия или распада сознания, и вместо того, чтобы проработать травмирующее событие, они уступали «желанным грезам», а порой пытались изменить или уничтожить прошлое с помощью фантазий. И все же попытки избежать печальных воспоминаний со временем приводили к тому, что люди еще глубже уходили в себя и страдали еще сильнее.

Эти наблюдения хорошо согласуются с новаторскими лабораторными исследованиями, которые провел Дэниел Вегнер, психолог из Гарварда. Он изучал парадоксальные или иронические последствия, к которым приводили попытки подавить нежелательные мысли[331]. В экспериментах Вегнер просил людей либо вообще не думать о случившемся, либо думать о чем-то нейтральном (скажем, о белом медведе) или об эмоционально значимом объекте, например о бывшем возлюбленном или возлюбленной. Он установил, что после подавления мысли у добровольцев через некоторое время обычно проявлялся «эффект отдачи»: они чаще начинали думать о запретном предмете, чем если бы не пытались подавлять воспоминания, при этом навязчивые мысли приходили заметно с большей силой. «Запрет думать о причине боли может показаться разумной стратегией по ее преодолению, – отмечает Вегнер. – Но попытка забыть может не просто продлить страдания, но и усугубить их». Другие исследования подтверждают правоту идей Вегнера. Например, если человека просят не думать о грустном фильме после просмотра, то позже у него возникнет больше навязчивых воспоминаний, связанных с этим фильмом, нежели у тех, кто не пытался подавить мысли. Попытки не думать о пережитом ужасе – обычное дело для переживших травмирующее событие, но они склонны усиливать зацикливание на воспоминаниях, а не ослаблять его.

Одна из возможных причин этого явления кроется в том, что повторное переживание травмирующего события в иной, безопасной обстановке может отчасти устранить боль. Повторение стимула или впечатления приводит к тому, что ученые называют привыканием, или снижением физиологического отклика на раздражитель. Если я буду регулярно проигрывать громкий звук и фиксировать физиологическую активность, сначала ваш отклик будет сильным, а затем постепенно ослабнет. То же касается и травматических воспоминаний: их повторное переживание в безопасных условиях может ослабить первоначальный физиологический отклик на травму. Если пытаться их подавить, нормальный процесс привыкания нарушится, и подавленная память начнет сохранять избыточный заряд, а он в итоге усилит зацикленность.

Возможно, поэтому и неудивительно, что терапия зацикленности у переживших травму почти всегда направлена на то, чтобы снова пережить ее в безопасных условиях больницы. Подход, который оказался наиболее эффективным – терапия, призванная воздействовать на воображение: пациентов многократно подвергали воздействию раздражителей, связанных с их травмами, и они вспоминали и вновь воспринимали яркие образы событий[332]. В начале 1980-х гг. бостонский психолог Терренс Кин и его коллеги сообщили: экспозиционная терапия, она же «терапия подверганием», снижала уровень тревожности и навязчивых воспоминаний у ветеранов войны во Вьетнаме. Другие сообщали о похожих эффектах у жертв сексуального насилия. Позже завершились исследования, в которых «терапию подверганием» сравнивали с другими видами лечения, которые не подразумевали повторного переживания травмы, например с поддерживающим консультированием. Группа Кина и другая команда, которую возглавила психолог Эдна Фоа, выяснили, что экспозиционная терапия лучше всего сокращала долю навязчивых воспоминаний, «кадров из прошлого» и связанных с ними симптомов посттравматического стрессового расстройства.