сказала, что «взаперти», Эндра. Ты знаешь, что в фойе нашего отеля есть почтовое отделение, книжная лавка, туристическое агентство, телеграфная контора и четыре ресторана? А еще пять общих гостиных! В одной из них — парчовые шторы с настоящим золотым шитьем и свежие цветы в вазах, которые ежедневно меняют. Расточительство как оно есть! — Моя хозяйка прищелкнула языком. — Никакой экономии.

— Тебе больше не нужно заботиться об экономии, мама. Ты можешь позволить себе любые траты. — Скрипнуло кресло, и я поняла, что Эндрю поднялся на ноги. — Пойдем, прогуляемся по Бродвею.

— С удовольствием. Я позову Клару, она поможет мне приготовиться к выходу.

— Давай возьмем Клару с собой, — предложил он.

Сердце мое замерло при мысли о предстоящем выходе в город.

— Зачем нам Клара? — Голос хозяйки заметно напрягся.

— Я подумал, что это будет полезно.

— Мы обойдемся и без нее, Эндра. Вряд ли мне понадобится ее помощь на короткой прогулке по улице. Ты будешь рядом, и если я вдруг устану, то обопрусь о твою руку.

— Ты не поняла, мама. Я имел в виду, что ей самой будет полезно узнать, где находятся ближайшая аптека, галантерея, шляпная мастерская и прочие дамские магазины.

— Да, пожалуй. Ей следует знать, куда придется ходить по моим поручениям.

Очень скоро мы вышли на улицу и сразу же окунулись в суматошное безумие Бродвея. В этот раз я не злилась из-за того, что мне приходилось всюду следовать за хозяйкой, ни на миг не упуская ее из виду. Наоборот, я радовалась, что у меня есть ориентир, по которому можно держать направление. Иначе я точно потерялась бы среди стука копыт, скрипа колес, криков уличных торговцев и голосов сотен разных людей.

Иногда мистер Карнеги замедлял шаг, чтобы указать на перчаточную мастерскую или аптеку с хорошим выбором лекарств, но в остальном мы шагали в хорошем темпе, пока не дошли до небольшого прекрасно ухоженного парка с раскидистыми деревьями, извилистыми дорожками и множеством скамеек, приглашающих присесть отдохнуть.

— Мама, — сказал Эндрю, когда мы вошли в парк через высокие кованые ворота. — Если тебе вдруг захочется передышки от чудес под крышей «Сент-Николаса», я рекомендую этот парк. Я часто захожу сюда по вечерам, подышать свежим воздухом, прежде чем возвращаться к тебе в отель. — Он обращался к матери, но смотрел на меня. Я сразу все поняла.

* * *

В воздухе плыли мелодии «Нормы» Винченцо Беллини. Я закрыла глаза и полностью отдалась дивной музыке, на миг позабыв, что сидела не в зале, а в фойе, на длинной скамье, предназначенной для прислуги. Хотя опера была мне незнакома, некоторые мелодии навевали воспоминания о классических композициях, которые мы с сестрами разучивали дома в Голуэе. В то время как наши соседи играли и пели ирландские баллады, нарушая закон, запрещающий всякую голуэльскую культуру, отец прививал нам вкус к более возвышенной музыке. Это еще одна причина, по которой я не пользовалась особой популярностью среди голуэйских парней.

Я уже несколько недель не получала писем от Элизы. Конечно, корреспонденция приходила в Питсбург, и пересылка в Нью-Йорк занимала какое-то время, но настолько длительный перерыв настораживал. Что происходило дома? Как справлялась моя семья? Мне претила необходимость притворяться в переписке, будто я не знала об отцовской причастности к фениям, и подавлять злость на папу, подвергшему опасности всю семью. Какими бы ни были мои опасения по поводу собственного положения в доме Карнеги, я понимала, как сильно мне повезло: у меня была еда, крыша над головой и зарплата, достаточная, чтобы поддержать семью, — и, возможно, я сделаю для них даже больше, если все-таки получу те премиальные деньги за акции, которые Эндрю оформил на мое имя.

Девушка-горничная, сидевшая справа от меня, тихонько откашлялась. Я приветливо улыбнулась ей, готовая завести разговор, но она отвела взгляд и повернулась к своей соседке по правую руку. Они принялись о чем-то шептаться, а я даже слегка растерялась. Кажется, я не сделала ничего, что могло бы ее обидеть.

Музыка смолкла, и капельдинеры открыли двери, ведущие в зал. Зрители — элегантно одетые дамы и джентльмены — начали выходить в фойе, где во время антракта работал буфет и подавали аперитивы. Знакомые дамы приветствовали друг друга осторожными объятиями — чтобы не смялись прически и платья, — а джентльмены здоровались, пожимая руки.

Эндрю и миссис Карнеги тоже вышли из зала. Я смотрела на них, и внутри у меня все сжималось. Оба невысокого роста, они выглядели совсем крошечными на фоне статных, высоких мужчин и женщин — и до ужаса старомодными в своих парадных нарядах, хотя нас уверяли, что и костюм Эндрю, и платье его матери сшиты по самой последней моде. Эндрю сделал вид, что потягивает шампанское из хрустального бокала, и попытался заговорить с джентльменом, стоявшим рядом. Я наблюдала за ним, нервно кусая губы.

— Глянь на этих двоих, — донесся до меня шепот девушки, которая не пожелала со мной познакомиться. Она обращалась все к той же соседке справа. Они обе смотрели на Эндрю и миссис Карнеги.

— Смелые люди, если отважились показаться среди высшего общества, — так же шепотом ответила ее соседка.

— Как будто их в него когда-нибудь примут.

— Ты обратила внимание на длину рукавов этой дамочки? Откуда она взяла этот фасон? Наверняка из какой-нибудь мещанской газеты. Никто из дам высшего общества не позволит себе выйти в свет с рукавами до середины кистей. Рукава должны прикрывать только запястья. — В голосе девушки слышался ужас от столь вопиющего нарушения тайных правил приличия.

— Представляю, что говорит об этой парочке моя хозяйка, миссис ван Ренсселер, своей подруге миссис Моррис. Видишь, как они на них смотрят? Словно на какое-то диво!

— Впрочем, откуда бы этой женщине знать о надлежащей длине рукавов? Как говорит миссис Райнлендер, моя хозяйка… — Речь девушки-горничной сделалась тоньше и звонче, и в ней появился почти британский акцент: — «Не надо, чтобы о наших обычаях знали повсюду. Демократия демократией, но нельзя допускать в наш избранный круг всех и каждого».

Вторая девушка захихикала.

— Моя хозяйка твердит то же самое. Наверняка миссис ван Ренсселер и миссис Моррис разбирают по косточкам осанку этой дамы. Видишь, как она горбится? Где ее гордая стать? Где лебединая шея?

— Нельзя винить наших хозяек за то, что они так дивятся на этих двоих. Они обе почти не выходят из дома, общаются с узким кругом знакомых, и развлечений у них не так много. Эта маменька с сыном, думаю, кажутся им экзотическими животными из зверинца.

Девушки-горничные продолжали высмеивать Карнеги, а я мысленно молилась Деве