— Большого Густава, — машинально поправил тот.

— Да любого Густава, неважно.

— Это вы зря, господин барон, — осуждающе покачал головой представитель. — Большой Густав — уважаемый человек с очень серьёзными связями, и так с ним разговаривать не стоит. Даже барону не стоит. Вы уж извините меня за откровенность, но баронов много, а Большой Густав один. Он вам сделал очень хорошее предложение, от всей души, и лучше бы вам его принять. Потому что потом такого хорошего предложения вам уже не сделают.

— И всё-таки, — настаивал я, — что будет, если я откажусь? С чего вы вообще взяли, что я на это соглашусь?

— Вам всё равно придётся согласиться, господин барон, не сейчас, так позже — вздохнул представитель с видом человека, объясняющего очевидные вещи неразумному ребёнку. — Большой Густав человек очень серьёзный, и своего всегда добивается. У вас есть имущество, которое может сгореть, у вас есть близкие люди, которые могут пострадать, вы сами, наконец, не застрахованы от несчастного случая…

— Я вот одного понять не могу, — прервал его Кельмин. — Вы там у себя в Ливонии все идиоты, что ли? Я думал, там один Буткус придурковатый, а сейчас смотрю, так Буткус по сравнению с тобой вообще светоч разума.

Представитель прервал свою речь и уставился на Кельмина с неподдельным изумлением, явно не понимая, что сказать.

— Они просто судят о нас по ливонским баронам, Антон, — объяснил я. — У них там типичная баронская стража человек тридцать — сорок, по всему баронству разбросанных, а у этого Густава банда наверняка рыл пятьдесят, а может даже и сто. Так что баронам приходится за небольшую долю мириться с их деятельностью. Ну и с монсеньором бароны не хотят поссориться. Вот таким образом эта шваль уже и обнаглела вконец. Они даже не понимают, что архиепископу плевать на этого Густава. Когда он окончательно зарвётся, архиепископ его просто заменит другим. И кстати говоря, этот момент уже настал.

— Будем выкорчёвывать? — понимающе спросил Кельмин.

— После подобных угроз нам ничего другого и не остаётся. Я бы отпустил их людей, если бы Густав вежливо попросил прощения и пообещал больше так не делать, но он явно неспособен понять нюансов ситуации. Так что придётся их немного проредить. Вот с этого деятеля и начнём.

До представителя, наконец, дошло, что ситуация развивается как-то неправильно. Он вскочил и судорожным движением сунул руку за пазуху. Антон тоже вскочил, но я оказался быстрее — стремительно обогнув стол, я ударил посланца в челюсть, и глаза у него закатились. Удар в печень завершил дело — он рухнул, с грохотом повалив пару стульев.

— Быстро же вы двигаетесь, господин, — завистливо заметил Кельмин.

— Ну я же всё-таки боевик, — пожал я плечами.

Дверь приоткрылась, и на шум заглянула Мира. Безразлично скользнув взглядом по посетителю, который судорожно скрёб пол, она вопросительно посмотрела на меня.

— Всё в порядке, Мира, — успокоил я её. — Вызови охрану, пусть они доставят этого к ребятам Антона. У него, кстати, вроде какое-то оружие есть, пусть его сначала обыщут как следует.

Мира кивнула и исчезла.

Винтовка тихо кашлянула, посылая пулю третьего калибра[16]. В обычных условиях звук выстрела крупнокалиберной снайперской винтовки гарантированно обеспечил бы хороший звон в ушах, но подавленный конструктом, он даже на тесном чердаке прозвучал еле слышно. Отдача, однако, осталась прежней, и приклад чувствительно лягнул Первака в плечо, несмотря на то, что большую часть отдачи поглотил массивный станок.

[16 — Третий калибр — 3/10 вершка, то есть 13,2мм.]

— Отлично, Первак, — похвалила Марина, отнимая от глаз бинокль. — Дело сделано, уходим.

— Может, всё-таки заберём винтовку, Марин? — с болью в голосе спросил Первак, поглаживая ствольную коробку с выбитым на ней клеймом арсенала Арди.

— Ты жену бы так гладил, — фыркнула та. — Нельзя забирать, ну что ты как ребёнок. Её обязательно должны найти. Попроси госпожу, пусть прикажет выделить тебе другую такую же. Всё, пошли, а то ещё поймают нас, вот смеху-то будет.

Первак ещё раз вздохнул и двинулся к люку, бросив напоследок печальный взгляд на винтовку.

Слегка обшарпанный двухэтажный дом стоял на границе бедного, но относительно ещё приличного района. За ним находился заросший бурьяном пустырь, а дальше начинался район небольших вилл. Архивистам очень повезло, что вилла Большого Густава оказалась почти на краю района — использовать чердак какой-то из вилл вряд ли бы вышло.

Уйти быстро, однако, не получилось. Выйдя из подъезда, они сразу же наткнулись на троих парней гоповатого вида, рассматривающих их машину.

— А вот и пассажиры! — обрадовался самый здоровый. — Куда это вы ходили? В этом подъезде жилых квартир нет.

— Да откуда только они лезут? — громко пожаловалась Марина. — Вечно эти шакалы не вовремя…

— Всюду жизнь[17]… — философски пожал плечами Первак, а затем, неуловимым движением достав пистолет, приставил его ко лбу парня.

[17 — «Всюду жизнь» — название картины Н. Ярошенко, написанной 1888 году, и Первак Березин видеть её никак не мог. Очевидно, это просто совпадение.]

— Эй, ты чего, пошутил я, — забормотал тот, отступая назад. Первак двинулся за ним, продолжая давить, и парень пятился, пока не упёрся спиной в машину.

— Кончай эти игры, времени нет, — раздражённо сказала Марина. — Пристрели его и поехали.

— Эй, не надо, вы что делаете, — запаниковал парень.

— Ты Большого Густава знаешь? — спокойно спросил Первак.

— Слышал, — осторожно ответил тот.

— Ты, я вижу, пацан ровный, поэтому я тебя предупреждаю. На чердаке стоит винтовка, из которой только что застрелили Большого Густава. Если полезешь туда, то будешь объяснять его парням, что это не ты стрелял. Они сейчас всё здесь будут обшаривать. Лучше валите отсюда, ребята, — сказал Первак, пряча пистолет и садясь в машину.

— О, а их уже нет, — засмеялся он, заводя самобег. — Как ветром сдуло.

— Они наши лица рассмотрели, — недовольно сказала Марина.

— Не только они, — хмыкнул Первак. — В паре окон какие-то рожи мелькали. Зато наши значки с гербом хорошо рассмотрели, этот на мой всё время косился.

— Одной винтовки хватило бы, — проворчала Марина. — Значки уже не обязательно показывать.

— Ну не убивать же их. Ладно, не бери в голову. Их, может, вообще не найдут, а сами они рассказывать про нас точно не будут.

— Почему ты думаешь, что не будут?

— Потому что они знают, как их будут спрашивать. Их сначала изобьют как следует, чтобы не вздумали соврать, а потом будут бить просто на всякий случай, чтобы веселей отвечали.

— Ещё немного, и я расплачусь от жалости, — презрительно фыркнула Марина. — Рули давай в воздушный порт, нас уже заждались.