разрастается, то тихо тлеет, то жарко горит, но теперь она навсегда со мной, и я свыкаюсь с новым, но древним, как вселенная, знанием — я больше не смогу увлечься никем другим.

Есть не хочется, и я прячусь в ванной — долго стою под бодрящими ледяными струями, старательно укладываю непослушные волосы, наношу стильный макияж. На удивление, я очень круто выгляжу: синяк на щеке так и не проявился, на припухших губах огненно смотрится голографический блеск, а не знавшие сна глаза горят, как фары папиной тачки.

Я и Ваня… Мы… Вот черт!

Я краснею, задыхаюсь и взвизгиваю от восторга.

* * *

Ровно в семь ноль-ноль по мою душу объявляется мама и громко тараторит в трубку:

— Лера, как переночевала? Из-за урагана совсем не работала связь! Что нового дома⁈

Я смущаюсь. О такой грандиозной новости не поведаешь маме, и я, с трудом ворочая языком, отстраненно бубню:

— Все нормально, мам, только света не было. Как там Анна Игнатовна?

— Марине разрешили остаться в палате, но она пока не звонила. Сама посуди: время-то раннее! Кстати, мы так душевно пообщались с ней вчера — обсудили общих знакомых, поговорили о планах. И выяснили, что у нее есть сертификат лешмейкера — Марина закончила курсы известного московского мастера. А нам в салон как раз нужен такой специалист!

— А что она? — от недосыпа, усталости и слишком ярко вспыхнувшей надежды темнеет в глазах, и я присаживаюсь на край дивана. — Что она ответила?

— Взяла неделю на раздумья. С одной стороны, здесь не Москва, не тот уровень зарплат, да и… разные слухи портят настроение… А с другой — все дешевле и ближе, не нужно платить за съемное жилье, да и Ванька ее уперся и заявил, что не собирается уезжать, хотя поначалу не проявлял рвения. Что это с ним, Лер, а? — мама глупо хихикает, но я не обращаю внимания — это и впрямь отличный расклад. Он означает, что Ваня останется со мной, и у нас еще будут сотни счастливых дней и ночей!..

Я ковыряю стежки на кожаном подлокотнике, закусываю саднящую губу, задумываюсь и улетаю в мечты, где он страстно меня целует… Но тут же спохватываюсь и дико злюсь на себя: я иду на поводу у низменных, развратных и недостойных желаний, а насущные проблемы растут как снежный ком.

— Мам, я забыла сказать. Отец приезжал! — я подробно передаю ей папашин спич о продаже дома и покупке квартиры в Москве — не упоминаю только о моей отповеди, звонкой пощечине и Ване. Долгая тишина в трубке подсказывает, что мама в глубоком шоке, но она вдруг… прыскает со смеху:

— Говорит, что уже все купил и оформил, да? — в ее хриплом голосе звучат стальные нотки. — Что ж. Отлично. Я тут проконсультировалась со знающими людьми… При разводе мы у него половину всего имущества оттяпаем. Мы его без штанов оставим, Лер!

От услышанного отвисает челюсть — я не ожидала такой решимости от вечно сдержанной и смиренной мамы, но настроение взлетает до небес, и, несмотря на ступор, одолевающий меня при мыслях о Ване, я рвусь как можно скорее ему обо всем рассказать.

Сверяюсь со временем и прощаюсь с мамой до вечера. Надеваю самое любимое платье — узкое, темно-зеленое, до середины бедра, — и туфли на высоких каблуках. Побросав в сумку учебники и спортивную форму, выбираюсь на улицу и даже осмеливаюсь поднять глаза на соседские ворота, но мгновенно пасую и, вжав голову в плечи, ковыляю к школе одна.

Ноги подкашиваются от волнения, а мысли гудят, как пчелиный рой. Интересно, как Ваня поведет себя при встрече? На все сто уверена, что нарвусь на его фирменную ледяную ухмылку, приветствие через губу и показной игнор, а потом он тайком затащит меня в подсобку с мячами и матами и снова зацелует до обморока.

Я так ярко воображаю эту идиллическую картину, что почти ее вижу, но, войдя в класс, замечаю, что парта Вани и Инги пуста, и едва не плачу от досады и разочарования.

Зато Рюмин, вальяжно развалившийся на стуле, вдруг подбирается, подается вперед и пялится так, что становится дурно.

— Привет! — поторговавшись с собой, я изображаю широкую улыбку, но Илюха лишь коротко кивает и задумчиво постукивает пальцами по раскрытому учебнику. Может, он интуитивно уловил, что я больше ему не принадлежу, или что-то в моем облике вызывает вопросы, но его пристальный взгляд буравит мою щеку и вынуждает ерзать и оборачиваться.

В остальном, в нашем не слишком сплоченном коллективе царит веселая, вольготная и дружественная атмосфера — ребята охотно со мной здороваются, никто не норовит спрятаться или слиться. Мне приятно до слез, и я опускаю глаза. Не иначе, предчувствие последних школьных летних каникул, поездка в автобусе на дальняк и любимая песня Анны Игнатовны сблизили нас. Перед началом урока ко мне подсаживается Катя Петрова и робко интересуется, какой из двух сарафанов выбрать для отдыха на море. Я с готовностью выслушиваю ее пожелания, даю совет и нарываюсь на искреннюю благодарность. Это ново и странно, но чертовски важно для меня.

В коридоре дребезжит звонок, в класс входит учитель, начинается итоговый тест.

А Ваня так и не появился и не ответил на сообщение с пожеланием доброго утра.

* * *

Я на автомате разделываюсь с очередной контрольной и первой сдаю листок, но на душе погано — воображение, компенсируя недостаток информации, работает в аварийном режиме. А что если наяву повторился избитый сюжет молодежных романов, и наш красавчик и звезда школы предсказуемо поступил как подлец?

Упрямо прогоняю сомнения — Волков не из таких! — и твердо решаю позвонить ему на перемене.

Но Илюха, с видом настороженного бойцового пса, неотступно меня преследует — болтает какую-то чушь про новую машину его дядьки, забрасывает сомнительными комплиментами, увязывается за мной в столовку, водружает поднос на мой столик и падает рядом.

— Блин, ты сегодня такая красивая, просто ар-р! Это надо сохранить для потомков, — он дожевывает пирожок с яблоком, наводит на меня камеру телефона и меняет тон на развязный: — Итак, Ходорова, поведайте нам, вашим поклонникам, в честь какого праздника вы так вырядились? Если не ошибаюсь, это то самое платье, за которое ваш отец выложил целое состояние!..

Рюмин придуривается и выглядит по-настоящему жалким, а его ужимки раздражают и вызывают лишь смертельную скуку. Он не посвящен в мою тайну, не