оробевшее слабое ополчение. Ободрённые стратиоты дрались теперь бесстрашно, яро, только и мелькали перед глазами Мономаха их длинные мечи и спафоваклии. Когда с мятежом было покончено, по Месе поскакали вестники-василики, возглашая славу базилевсу, в храме Софии патриарх прочёл благодарственную молитву, а жители города, пострадавшие от грабежей и насилия, шумно высыпали на форумы, радостно приветствуя дружины победителей. Русы едва ли не впервые входили в столицу не как враги, а как спасители. Новых грабежей и бесчинств не было: император обещал заплатить каждому русскому воину достаточно серебра.

Восседая на соловом иноходце, в золочёных доспехах возвращался Константин Мономах во дворец. Улицы перед ним украсили цветы и ковры, он видел сотни согбенных спин и проникался… презрением и горечью. Его спасли иноземцы, русы, которых он не так давно победил и восемь сотен которых велел ослепить на Амастрианском форуме, как злейших врагов. И вот… Это было подобно чуду. Русы стали его верными друзьями, а собственные подданные обратились в дерзких смертельных противников. Где же единство ромеев, где их овеянная легендами слава? Неужели они признают только одно право – силы, а такие понятия, как закон, совесть, порядочность, стали неведомы для этих ползающих и пресмыкающихся?! Всего год назад знамя с орлом гордо реяло над армянскими городами Ани и Двин, а теперь они готовы были с покорностью передать страну в руки мятежника, уподобляясь жалкой черни, и он сам, император, вынужден преклонить голову перед русскими варварами?!

Было горько, стыдно, противно. Дорогой только раз мысленно Мономах похвалил себя: вовремя выдал дочь за сына русского архонта. Странно, но именно этот ход решил сегодня судьбу трона и страны.

…Русы выступили сразу, как только узнали о мятеже в империи. Повёл дружину в долгий изнурительный поход воевода Иванко Творимирич. На ладьях они спустились вниз по Днепру, собрали все силы в Белгороде близ устья Днестра и дальше плыли плотной громадой вдоль берега Понта.

Многие русские воины шли на рать неохотно, ещё слишком живы были в памяти кровавые события прежних битв. Давно ли группы изуродованных слепых полоняников возвращались на родину, внушая своим видом ужас и заставляя думать о мести!

Порей, всегдашний спутник воеводы, жаловался:

– Они, Иванко, Любару, другу моему, очи выжгли, а я топерича боронить их иду?! Да мне меч дай, я б их токмо и сёк, и рубил, лиходеев! Рази ж можно тако! И царь ихний, почто мы, почитай, спасать его идём?!

Воевода как мог растолковывал товарищам важность похода.

– Оно тако, жестоки ромеи, лживы, коварны. Но ратиться с ними не нать было и тогда. Сказывал уже и сейчас то же скажу. Мир надобен. Не ромеи ту войну выдумали, хоть и створили нам великое зло. Ныне опомнились, мир утвердили, царевну вон за княжича Всеволода отдали. Нам, Руси, надобны соузники крепкие. А крепче ромеев не сыскать.

– Сам же баишь, воевода: лживы они, ромеи. Любая клятва их – пустые слова. Как выгодно, тако и деют всегда, – не соглашался Порей. – Не разумею тя.

– Не так всё просто, друже, – хмурился воевода. Его начинали раздражать эти разговоры: каждому приходилось втолковывать, что ромеи – друзья Руси, что лучше жить с ними в мире и согласии. – Ромея ведь – не токмо енти… Ну, которые наших слепили. Ромея – енто вера православная, храмоздатели, летописцы, мастера иконные. Русь, мыслю, перенять должна у них веками копленное и утверждённое. Оно, конечно, зёрна от плевел отличать надоть завсегда уметь. А вот сего покуда нам не хватает. Но и то сказать: перенять веру, уставы монастырские, скажем, приёмы зиждительства какие ни то – енто да, енто нужно. Но сам дух ромейский – вот сего не надоть. Кознодейства разноличные, заговоры, раболепие, ножи за спиною – не для нас, русов, то. Дух у нашего народа иной. Но народ наш невежествен, дик покуда, нужно ему и слово Христово, и наученье книжное. И красоту иконную познать он должон тож. Да мало ли что, всего не перечесть. Пото и надоть нам перенять у ромеев лучшее. Вот ты возьми: Неофит, епископ Черниговский. Что, враг он нам? Молчишь? Ну то-то же.

– Неофит, ясно дело, не ворог. Но базилевс ентот… – начал было Порей, однако воевода решительным жестом остановил его, заметив:

– Дак ведь Неофита как раз базилевс и прислал. Грамота еговая есть. Базилевс Константин Мономах – муж разумный, такому мужу и править державою. Мыслит о мире, дщерь вот выдал за нашего княжича. Да, была война, дак не он тому виною. Да, было лиходейство, но опять-таки, рази ж он один в том повинен? Нет, друже. Лев Торник, патриций, – вот то ворог. Ворог, пото как силу ставит превыше закона. Ну вот скажем, я возьму и заутре мятеж подыму супротив князя Ярослава. И что? Праведно содею? Храмы почну рушить, им созданные, народу уйму перебью, бояр перевешаю и воссяду на крови?! А?! Как тебе?! Молчишь? Ну-ну. Любой возмутится, спросит: а где ж правда, закон где? Думаешь, дед нашего князя, Игоревич Святослав, почто с ромеями воевал? Пото как был тамо такой базилевс, а верней сказать, узурпатор – Иоанн Цимисхий, который законного базилевса, Никифора Фоку, убил. С им-то вот и ратился князь. А когда после сей Цимисхий помер да воссели на престол законные правители, тут уж снова и мир наступил, и соуз, и сестру свою Анну базилевсы Василий с Константином за князя нашего Владимира отдали. Тако вот, Порей. И ты не думай: Любара мне жаль. Аж сердце порою схватывает, как припомнишь, что с им содеяли. А с иной стороны, поглядишь, дак вроде и жёнка у его, что краса писаная, да и верная она, сия Анаит, и чада народились. Коли б ведал, что попадёт наш Любар в таковую беду, кинулся б вослед Вышате в море. А лучше б – не пустил его на новогородскую ладью тогда, оставил при себе. До сей поры каюсь, кляну ся! Недомыслил, недоглядел!

Он сокрушённо вздыхал и качал седеющей головой. Порей и другие воины, хоть, может, и не были согласны с воеводой, возразить ему ничего не могли.

После получилось всё как-то легко, быстро, воевода и сам не поверил, что бой сложился так удачно, что ошарашенные мятежники сразу дрогнули и что Торник не выставил охрану в порту и не вооружил людей на огненосных дромонах. Потери русов составили всего несколько человек.

…Пленённого Льва Торника увели в темницу. Позже стало известно, что его и других руководителей восстания ослепили – эта новость неприятно поразила Иванку. Но, впрочем, базилевс узнал о страшном