Ринсвинд опять уселся на лавку и обхватил голову руками.

— Конечно, лихой побег почти ничем не хуже смерти на виселице, — сказал караульный тоном человека, желающего морально поддержать своего соседа в трудную минуту.

— Неужели? — уныло отозвался Ринсвинд.

— Ты, кстати, забыл спросить про вон тот небольшой, с решеткой, люк в полу. Уж не ведет ли он в канализацию? — подсказал караульный.

Ринсвинд сквозь пальцы посмотрел на собеседника.

— А что, ведет?

— У нас нет канализации.

— Спасибо. Ты очень мне помог.

Караульный, насвистывая, двинулся прочь по коридору.

Ринсвинд растянулся на лавке и прикрыл глаза.

— Ба-а!

— Заткнись!

— Эй, господин… Прошу прощения!

Застонав, Ринсвинд вновь сел. На сей раз голос доносился из маленького, забранного решеткой окошка под самым потолком.

— Да, что такое?

— Ты, случаем, не помнишь, как это было? Ну, когда тебя поймали?

— Ну, помню. И что?

— Э-э… а под каким деревом ты в тот момент стоял?

Ринсвинд вгляделся в узкие синие полоски, которые узники называют небом.

— Что за идиотский вопрос! Какая разница, под каким деревом я стоял?

— Это для баллады, понимаешь? Лучше всего было бы, если бы ты стоял под чем-нибудь из трех слогов…

— Да откуда мне знать, какое это было дерево? Я ведь не ботаникой там занимался!

— Ну конечно, разумеется, я понимаю, — тут же затараторил невидимый собеседник. — А не мог бы ты сказать, что ты делал непосредственно перед тем, как украсть овцу?

— Я не крал эту овцу!

— Ну конечно, разумеется… Тогда что ты делал непосредственно перед тем, как не украсть овцу?

— Откуда мне знать?! Я не запоминаю каждый свой шаг!

— Может, ты варил билли?

— Я этого не говорил! И вообще, люди, ну, что у вас за словечки?! «Варить билли» — это же может означать что угодно!

— Я имел в виду, может, ты что готовил в банке на костре?

— А. Да. Готовил. Было дело.

— Замечательно! — Ринсвинду показалось, что он услышал скрип пера по бумаге. — Жаль, ты еще не умер, но тебя ведь так и так повесят, а значит, все в порядке. А еще я такую мелодию придумал — закачаешься. Вся округа будет завтра насвистывать… Ну, кроме тебя, конечно. Будь спок.

— Вот спасибо тебе.

— Думаю, друг, ты будешь так же знаменит, как Луженый Нед.

— Неужели? — Ринсвинд опять улегся на свою лавку.

— Угу. Когда-то он сидел в этой самой камере. И не раз, потому что всегда сбегал. Как — никому не ведомо, ведь замки здесь крепкие, а решетки он не перепиливал и не гнул. Но, говаривал он, не построили еще такую тюрьму, которая бы его удержала.

— Он, наверное, был тощий?

— Да нет, что ты.

— Значит, у него имелся ключ или отмычка.

— Тоже нет. Ну, мне пора, друг. Ах да, чуть не забыл. Как считаешь, когда люди будут проходить твой биллибонг, им будет слышаться тоскливый вой твоего призрака?

— Что?

— Было бы здорово. Для завершающего двустишия лучшее не придумаешь. Высший класс.

— Откуда мне знать, что они будут слышать, а что — нет! Тем более у моего биллибонга!

— Ну, я напишу, что будут, — не возражаешь? Проверить-то все равно никто не сможет.

— Тогда не обращай на меня никакого внимания.

— Блеск! Я позабочусь, чтобы к началу повешения текст напечатали. Будь спок.

— Спасибо, друг.

Ринсвинд закинул руки за голову. Луженый Нед… Наверняка какая-то злая шутка. Хотят поиздеваться над ним, сообщив, будто бы отсюда уже кто-то сбежал. Им хочется, чтобы он метался по камере, тряс решетки, кидался на стены, но даже дураку ясно: эти решетки держатся крепче некуда, а замок — он вообще размером с голову…

Предаваясь невеселым мыслям, Ринсвинд лежал, пока опять не появился караульный.

На этот раз его сопровождали два человека. Вернее… Ринсвинд был почти на все сто уверен, что в этой местности тролли не водятся: во-первых, из-за слишком жаркого климата, к которому они просто не приспособлены, а во-вторых, тролля ни одно бревно не выдержит (и на чем бы тогда плыли верблюды?). Тем не менее, судя по челюстям и общему виду, вошедшей парочке на собеседовании при принятии на работу задали один-единственный вопрос: «Как тебя зовут?» И даже сквозь него они продрались с третьей попытки.

Караульный улыбался во весь рот, а в руках держал поднос.

— Вот, принес тебе ужин, — сообщил он.

— Я ничего вам не скажу, сколько бы вы меня ни кормили! — предупредил Ринсвинд.

— Тебе понравится. — Ободряюще подмигнув, караульный поставил поднос на стол. На подносе стояла прикрытая салфеткой миска. — Специально для тебя старался. Наш местный деликатес, ДРУГ.

— Ты, кажется, говорил, что лучше всего тебе удаются хлеб и вода.

— Это, конечно, верно… но я все равно рискнул.

Ринсвинд мрачно наблюдал, как караульный поднимает салфетку[17].

С виду содержимое миски было довольно безобидно — впрочем, так часто бывает. А вообще блюдо сильно напоминало…

— Гороховый суп? — спросил он.

— Ага.

— Это такое бобовое растение? Растет в стручках?

— Точняк.

— Просто я подумал, лучше проверить.

— Будь спок.

Ринсвинд принялся с подозрением разглядывать бугристую зеленую поверхность. Неужели произошло чудо и кто-то изобрел местный деликатес, который годится в еду?

И в этот момент из суповых глубин что-то поднялось. Какое-то мгновение Ринсвинд думал, что это маленькая акула. Плеснув по поверхности, нечто опять ушло в глубину, и суповые волны с бульканьем сомкнулись.

— А ЭТО что такое?

— Плавучий мясной пирог, — подсказал довольный произведеннным эффектом караульный. — Мясной пирог, который плавает в супе. Суповик. Лучшая еда в мире, друг.