Одна из наиболее важных идей, которую я (надеюсь) успешно пропагандирую на протяжении всей книги, – это динамичность организма. Он постоянно меняется – каждую секунду с каждым вздохом и каждый год с возрастом. Мы постоянно вносим небольшие изменения в жизнь, даже если этого не осознаем. Изменения могут быть малозаметными, например, мы начинаем дольше спать, ездить на работу на велосипеде, покупать однопроцентное молоко вместо двухпроцентного. Изменения накапливаются. Поэтому если вы считаете, что вам нужен постоянный прием какого-нибудь лекарства, подумайте еще раз. Здоровье – это постоянно движущаяся цель.

Из этой части книги следует вывод, что следить за развитием технологий и использовать их преимущества, подходящие вам, полезно. Правило десяти лет имеет смысл: я не сомневаюсь, что через десять лет условия жизни радикально изменятся. Развитие технологий, возможное благодаря революционным преимуществам компьютеров, просто поразительно, и оно поднимет медицину на невообразимую высоту.

Когда я думаю о том, как мои дети будут заботиться о себе и поддерживать здоровье, когда станут взрослыми и самостоятельными, то представляю, что у них появится возможность зайти в медицинский кабинет, где им уколют палец и поместят каплю крови на биочип. Чип поможет провести оценку, основанную на исходных физиологических данных, что позволит разработать персонализированный план действий, привязанный к уникальным физиологическим потребностям. Лечение окажется похоже на фильм «Гаттака» 1997 года (название составлено из букв, обозначающих основания человеческой ДНК – аденина, цитозина, гуанина и тимина). В этой картине генетически низший человек, которого играет Итан Хоук, присваивает личность генетически высшего для того, чтобы осуществить свою мечту – полететь в космос. Он учится обманывать тесты ДНК и анализы мочи, но чем ближе он оказывается к космодрому, тем сильнее нарастает интрига. Не думаю, что когда-нибудь жизнь будет, как в фантастическом кино, где общество анализирует ДНК людей и определяет, соответствуют ли они стандартам. Скорее наоборот, я представляю мир, в котором те, кто использует преимущества новых технологий, смогут добиться прекрасных результатов в заботе о своем здоровье и контроле над своим состоянием с помощью непостижимых сегодня средств.

У моих детей, а позже и внуков, информация, полученная из анализа крови, повлияет на стратегию их поведения в области здоровья, которая будет состоять из профилактических мер и, возможно, лечения определенных болезней или признаков «нездоровья». Под последним я имею в виду, что какие-то детали сложной системы организма отклонились от состояния здоровья. Это может быть любое количество признаков или симптомов – от уровня сахара в крови (то есть фактора риска для диабета) до неконтролируемого клеточного роста, что означает рак. И совершенно замечательно, что образцы крови моих потомков вместе с сопутствующей информацией попадут в общую базу данных, повысив ее полезность.

При таком сценарии кровь окажется не единственной жидкостью, которую можно исследовать на признаки здоровья или его отсутствия. Скорее всего исследовать станут слезы, слюну, мочу, лимфу, спинномозговую жидкость (ликвор) и т. д. Но у крови есть серьезные преимущества. У организма существует прекрасная система сбора, которая обтекает жидкостью каждый участок тела. Кровь удобна для диагностики; ее относительно легко взять на анализ, и так как она приносит питательные вещества и уносит отходы, то она задействована во всем, что происходит в теле. Это прекрасный старт измерений состояния тела.

Забавно, что сегодня врач смотрит на предметы, находящиеся вне человека: измеряет температуру, просит встать на весы, возможно, определяет несколько специфических показателей крови, такие как содержание натрия и количество лейкоцитов, – а потом решает, что делать. Это отчасти объясняет нынешнее стремление к диагностике и терапии, а не к активной профилактике. Когда знания ограничены, диагностика имеет смысл. Если непонятно, что мы пытаемся предотвратить или как это лучше сделать, то чтобы что-то сделать, приходится ждать очевидных симптомов. В таком случае обычно лечат болезни, имеющие множество возможностей для прогрессирования. Куда более эффективно заботиться о себе на основе известных – и измеримых – параметров. К счастью, технологии уже достаточно развиты, чтобы эти параметры можно было измерить и определить.

Раз появилась возможность поиграть с генами, то появляется и мысль: «Прекрасно, давайте удалим ген X или Y и посмотрим, что испортится». И тут случаются сюрпризы: когда вы выключаете ген на модельной системе (например мыши) – примерно в половине случаев оказывается, что ничего не сломалось.

Инженеры знают цену избыточности. Например, представим себе самолет, который упадет из-за единственной неполадки в системе. Если бы самолеты падали, когда в них сломалось какая-то одна маленькая деталь, то на них бы никто не рискнул летать. Авиакомпании не могут предлагать людям рисковать своей жизнью, так как вероятность единичной неполадки достаточно велика. Мы знаем, как часто ошибаются люди, поэтому легко можем представить себе механика, забывшего правильно завернуть винт или не заметившего скол на крыле. А такое может произойти в любой момент. Поэтому самолетам добавляют своего рода защиту от неправильного обслуживания; у них есть запасы прочности для минимизации таких случаев. Только если происходит несколько неполадок последовательно или, упаси бог, одновременно появляются проблемы. Конечно, если пилота плохо учили работать в условиях развивающихся неполадок, то в дополнение к потенциальной катастрофе появится вероятность человеческой ошибки (хотя существуют самолеты, «умнее», чем те, которые оснащены только автопилотом для исключения человеческого фактора). В общем, ясно: избыточность – это хорошо. Она сохраняет жизни людей не только в банке, болтающейся на высоте десяти километров, но и на молекулярном уровне – в организме, где в мозге за секунду происходит не менее сотни тысяч химических реакций.