А потом в воздухе с шумом и треском развернулись гигантские крылья. Заходящее солнце отразилось в них кровавыми бликами.

Алмазный дракон запрокинул голову к небу и издал громогласный рев. По верхушкам деревьев промчался ветер, прижимая деревья к земле, с крыш посыпалась черепица. Даже тяжелый бронзовый колокол на донжоне отозвался жалобным стоном.

В этот момент дарги по всей империи на мгновение оцепенели, бросив свои дела. И каждый дракон мысленно отозвался, приветствуя возвращение повелителя.

Не устояв перед мощью ожившей стихии, Фаэрн упал на колени. Его внутренний дракон дрожал от желания вырваться из человеческого тела и присоединиться к Владыке.

Но это было бы опасной ошибкой. Алмазный был гоним единственной мыслью и не нуждался в попутчиках.

Тяжелый и неповоротливый на вид, он взмахнул крыльями и с поразительной легкостью взмыл в небо. По земле скользнула гигантская тень, направляясь прочь от Сумеречной Гряды.

Все еще стоя на коленях, Рубиновый осмелился посмотреть ему вслед.

Со стороны комнат послышался топот и лязг оружия, и на балкон ворвались несколько ньордов, держа обнаженные шпаги.

- Что здесь случилось? – один из них бросился к разбитой балюстраде. Глянул вниз, где на мостовой лежали куски мрамора. – Где император?

- Его здесь нет, - глухо ответил Фаэрн, поднимаясь на ноги. – Дракон повелителя пробудился. Теперь он не сможет стать человеком, пока не вернет альхайру и пока она не поможет ему.

Ньорды растерянно переглянулись.

- И что же нам делать?

- Ждать. И надеяться.

Он сделал для друга все, что было в его силах. Теперь Роннару придется действовать самому, чтобы заслужить прощение девушки. И если не сможет, то до конца своих дней останется в теле дракона.

А пока император решает дела сердечные, он, Фаэрн, проследит, чтобы ничто не мешало его возвращению.

Тот день показался Валенсии очень долгим. Наверное, самым долгим из всех, что она провела в Обители. И самым тяжелым.

Утро, как обычно, девушка посвятила анкрам, а вот послеобеденное время растянулось для нее до бесконечности. По крайней мере, так ей казалось.

В тот день Валенсия сдавала свой первый экзамен. Как сказала Имира, это был экзамен на выдержку. Каждая из послушниц должна была пройти его, прежде чем получить допуск ко второму этапу обучения. И почти ни у кого это не получалось с первого раза.

А суть экзамена состояла в том, чтобы в любой ситуации, даже в пылу ненависти или гнева, держать свои новообретенные способности под контролем.

- Это ошибка всех новичков, - напутствовала матушка, сидя в кресле и постукивая холеными ноготками по его лакированным перилам. – Сила имеет свойство опьянять, кружить голову. Она внушает тебе чувство вседозволенности. Ты думаешь, что способна управлять миром у тебя под ногами. Но на самом деле это не так. На самом деле ты всего лишь песчинка, крошечное звено в бесконечной цепи. И это ощущение могущества - не больше, чем самообман. Причем очень опасный самообман. Поэтому на первом этапе ты[O.V.1] должна научиться самоконтролю. Нет ничего разрушительнее, чем магия, действующая по воле эмоций.

Матушка говорила в своей обычной манере. Спокойно и даже немного отстраненно, словно ее совершенно не волновали ни собственные слова, ни послушница, стоящая перед ней с опущенными плечами, ни результат проверки. В глазах Имиры плескалась привычная зеркальная гладь.

И все же что-то было не так.

Только Валенсия не могла понять, что именно.

Может быть, матушка слишком усердно сохраняла невозмутимое выражение на лице? Или это тоненькая морщинка между ее идеальных бровей привлекла внимание девушки? Или тонкие пальцы Имиры отбивали непривычно взволнованный ритм?

Как бы там ни было, Ленси нутром чувствовала странное напряжение в воздухе. В пустой аудитории они были вдвоем, но ей казалось, что за спиной Имиры невидимой тенью, тяжелой и мрачной, стоит кто-то еще.

Моргнув, Имира сфокусировала взгляд на ученице. Тонкие губы матушки дрогнули в полуулыбке, когда она произнесла:

- Ты думаешь, что управляешь магией, но на самом деле это она управляет тобой.

Поднявшись, она звонко хлопнула в ладоши:

- Начнем!

И Валенсию окутал плотный туман.

Ее не подготовили к тому, что случилось потом. Никто не потрудился объяснить или предупредить. Ни Эмле, ни Таниса, хотя, по их словам, они прошли экзамен с третьего раза.

Ленси не успела даже вдохнуть, как вдруг белые стены аудитории, украшенные тяжелыми барельефами и пилястрами, раздвинулись, потолок взлетел ввысь, и пространство заполнил густой молочно-белый туман.

Чутье, развитое каждодневными упражнениями, подсказало: вокруг пустота. А внутренний голос шепнул: «Иди!»

И она пошла вперед, маленькими шажочками, вытянув руки вперед, точно слепец.

Под босыми ногами оказались прохладные гладкие плиты. Но идти сквозь плотный, вязкий туман было все равно, что идти в толще воды. И каждый следующий шаг давался тяжелее предыдущего.

Ее грудь нервно вздымалась, сердце стучало так громко, что его удары отдавались в затылке. Она глотала воздух взахлеб и не могла надышаться.

А туман все не заканчивался. И выхода все не было. И ей уже казалось, что она бродит в этом мареве целую вечность, что она заблудилась и никогда не выберется отсюда.

Внутри поднималась паника. Ужас ребенка, потерявшегося в лесу.

Ленси начала задыхаться. Страх толкал ее в спину и в то же время приказывал остановиться.

Девушка заметалась, уже не понимая, в какую сторону шла. На глаза навернулись слезы. В горле зародились рыдания. Она уже собиралась взмолиться о помощи, как вдруг почувствовала под ногами мягкий ворс.

Ковер?!

А в следующий миг белый туман развеялся. Ленси осознала, что стоит в полнейшей темноте. Съёжившись и дрожа всем телом.

А еще она слышала голоса.

Голоса были женскими, приглушенными, словно где-то неподалеку две кумушки шептались о чем-то.

Глубоко вдохнув, девушка постаралась успокоить дыхание. А потом огляделась, невольно прислушиваясь к разговору. И то, что в первый момент показалось ей непроницаемой тьмой, на самом деле оказалось лишь полумраком.

Она стояла в какой-то нише, прижавшись спиной к стене. Выход из ниши прикрывала плотная ткань. Тусклый свет проникал извне сквозь тонкие щели там, где края ткани плохо прилегали к арочному входу.

Ленси облизала пересохшие губы.

Эта ниша показалась ей слишком знакомой. Словно она уже пряталась здесь, и не раз…

Когда-то давно. В прошлой жизни…