– Я узнала уже здесь, на Уотлбуне. Приехала на встречу с Солом… и упала в обморок. Он отвез меня в клинику, и там мне сделали тест на беременность.

Джексон закрывает рот рукой, потирает бороду.

– Поверить не могу. Значит, ты?.. – Он смотрит на ее живот.

– Нет, у меня случился выкидыш на двенадцатой неделе.

– Господи, Ева, как же так? Как ты это пережила?

– Со мной были Кейли и Сол, они помогали. Потерять ребенка… это… – Голос срывается, тело наполняют боль и пустота.

Нельзя поддаваться этим воспоминаниям, только не сегодня.

– Жаль, что я не знал. И что меня не было рядом…

Джексон кладет руку поверх ладони Евы, слегка сжимает пальцы. Ева замирает, держит руки на твердых деревянных перилах.

– Выкидыш… Ты потеряла ребенка из-за переживаний? – Ответить нечего, поэтому Ева молчит. – Мне очень жаль, – медленно говорит Джексон. – Ты стала бы прекрасной матерью. Больше всего в жизни я хотел бы завести с тобой детей, но я не заслужил такого счастья. – Он делает глубокий вдох и сжимает ее ладонь. – А ты, Ева, ты заслужила. Прости меня, прости за все, что я натворил.

В голосе Джексона слышится дрожь, и Еву это трогает. Хочется обнять его, погладить по голове, утешить. Когда-то Джексон клал голову ей на живот, а Ева зарывалась пальцами в его волосы – они любили так лежать вместе.

Воспоминания о прекрасных моментах, проведенных с Джексоном, так тесно переплетаются с ложью, что их уже нельзя различить.

Сол отворачивается от окна: не хочет видеть Еву и Джексона вместе, тем более держащихся за руки. Он приседает на корточки у камина и наблюдает за пляшущими искрами пламени. Щеки и губы покалывает от жара. Каминная труба шумно вытягивает воздух и дым.

Позади открываются двери. Заходит Джексон, а вместе с ним в дом проникает прохладный сосновый аромат. Сол выжидающе смотрит.

– Как она?

Джексон усаживается на диван и, наклонившись вперед, сцепляет руки на затылке.

– Ева была беременна. – Сол молчит. – Даже не верится, у нас мог бы быть ребенок. Мы стали бы семьей.

– Каким же образом?

Сначала Джексона удивляет такой вопрос, но его лицо тут же омрачается.

– Не знаю.

Да, фантазия у брата богатая.

– Ты был с ней, когда случился выкидыш.

– Я и Кейли, – добавляет Сол.

– Ева сказала, ты устроил ее в хижине. Навещал каждый день, приносил поесть.

Сол кивает. Ей было очень плохо, она даже из комнаты не хотела выходить. Какими словами помочь в горе, которого никогда не испытывал? Сол не знал, поэтому просто рассказывал Еве, как прошел его день: каких рыб он видел на дне, над каким проектом работал в лаборатории, как нырял в бухте.

Ева по-прежнему на террасе. Так и не сняла свитер Сола, хотя рукава слишком длинные.

– Вы много времени проводили вместе. – Джексон, похоже, заметил его взгляд.

– Иногда.

– Я видел, как вы ныряли. – Спину обдает жаром, и Сол отходит от камина. – И на террасе вас видел. – Джексон говорит резко, и Сола это задевает.

– Значит, прятался тут, следил за ней?

– Хотел убедиться, что все хорошо.

– Как великодушно.

Усмехнувшись, Джексон спрашивает:

– Так, значит, вы двое?..

– Ева стала дорога мне.

Джексон шумно выдыхает, будто выталкивая из легких весь воздух. Он встает, идет в другой конец комнаты.

– Мне пришлось смотреть, как ты обнимаешь ее, целуешь. – Джексон замирает, шмыгает носом. – Она что, влюбилась в тебя?

– Я не знаю, что она чувствует. Не знаю.

Джексон смотрит на Еву сквозь стеклянную дверь.

– Она для меня – все. Я понимаю, что причинил ей боль, понимаю, что обидел, но, Сол, Ева – моя жена.

– Нет, – решительно говорит Сол. – Она была твоей женой. Она думала, что ты умер, а ты молчал.

Джексон резко оборачивается:

– У меня не было выбора!

– После пожара ты тоже этим оправдывался? Полный бред! Выбор есть всегда.

– Мстишь мне, да? – Джексон прищуривается. – За Жанетт? Я трахнул твою девушку, а ты хочешь трахнуть…

Сол бросается на брата и, схватив его за горло, прижимает к стене. Джексон бьется затылком о рамку с фотографией, их обоих осыпает мелкими осколками. Крошечные кусочки стекла впиваются Солу в руку, но он не разжимает хватку.

– Это никакая не месть, черт возьми! – кричит Сол. – Я люблю ее!

Фоторамка скрипит под головой Джексона. Их лица так близко друг от друга, что Сол чувствует неприятное дыхание брата.

– Пошел ты на хрен! – Крик Джексона звучит сдавленно: Сол крепко держит его за горло, чувствует бешеный стук пульса.

– Ты разрушил ее жизнь! Меня не волнует, какие у тебя были причины и зачем ты вернулся, но ты ее не достоин.

– А ты, значит, достоин?

Сол сжимает свободную руку в кулак и держит у лица Джексона, вены на руках вздулись.

– Ну давай! – шипит Джексон сквозь зубы, его глаза горят от ярости. – Ударь меня!

Сейчас на Джексона давят все разочарования, все неверные решения. Он хочет, чтобы брат ударил его, хочет ощутить боль наказания, избавиться от чувства вины. С таким же взглядом отец берется за бутылку.

– Давай уже! – кричит Джексон. – Бей, ты ведь ненавидишь меня! Я виноват в пожаре, я разрушил нашу семью! Бей, черт возьми!

Исказившая лицо Джексона злость отступает. Откуда-то изнутри вырывается всхлип, и его голос срывается.

– Это я убил ее! Я убил маму!

Сол опускает кулак и крепко обнимает Джексона, в кожу впиваются осколки.

Ева стоит будто вкопанная.

Она прибежала на крики и увидела, как Сол схватил Джексона за горло. Ева смотрела и не могла сдвинуться с места.

А теперь они крепко обнялись. В комнате пахнет потом, виски, страхом. Братья так прижимаются друг к другу, словно земля уходит из-под ног, и им никак не удержаться.

Ева видела столько фотографий из их детства: как Сол и Джексон ныряют с утеса, как вместе держат за хвост поблескивающую рыбину, как ухмыляются, вставая на скейтборды.

За последние четыре года братья не обмолвились и словом, их разделяли молчание и злость, но Сол и Джексон не забыли то, что раньше их связывало.

Сол всегда будет любить брата.

«А я?» – думает Ева, глядя на полное тоски лицо Джексона.

Теперь, когда братья вместе, заметно их сходство: оба широко расставляют ноги, одинаково распрямляют крепкую спину, мгновенно меняются под действием эмоций.